Призрак Александра Вольфа

Я только что кончил одеваться и собирался сесть за работу, как вдруг в моей комнате раздался телефонный звонок. Я с удивлением посмотрел на часы; было без двадцати шесть. Я не понимал, кто мне мог звонить так рано. После некоторого колебания я снял трубку. Совершенно пьяный голос, в котором, однако, я уловил какие-то знакомые интонации, сказал:

— Доброе утро, моя дорогая.

— Что это за история?

— Ты меня не узнаешь?

Это был мужчина, которому хотелось, чтобы его приняли за женщину, — и тогда я действительно узнал этот голос. Он принадлежал одному из моих товарищей по газетной работе, очень милому и очень беспутному человеку. Время от времени он напивался буквально до потери рассудка, и это почти всегда сопровождалось неправдоподобными историями: то он хотел ночью ехать с визитом к какому-то сенатору, который будто бы его приглашал на днях, то отправлялся на place de la Bourse посылать телеграмму своей тётке, жившей в Лионе, о том, что он совершенно здоров, «вопреки распространяемым о нем слухам».

— Как ты, наверное, догадался, — продолжал он более или менее связно, — я встретил товарища, который меня пригласил… Одетт, не дёргай меня, пожалуйста, я вполне трезв.

Одетт была его жена, очень спокойная и неглупая женщина. Через секунду я услышал её голос, — она, по-видимому, отобрала у него трубку.

— Здравствуйте, — сказала она, — этот пьяный дурак звонил вам по делу.

— Скажи ему, что это замечательный матерьял.

— Это дело в том, что ваш протеже, курчавый Пьеро, будет вот-вот арестован. Филип на допросе сказал все, что мог. Андрей, — это был её муж, — настолько пьян, что не способен ни к чему. Матерьял для статьи действительно замечательный. Я знаю, что вы не любите гангстерских историй и мелодрам. Вы говорите, что это плохая литература? Я бы вас не беспокоила, но речь идёт о нашем хорошем знакомом. Поезжайте к Жану; я бы на вашем месте захватила револьвер. Да, на всякий случай.

— Спасибо, Одетт, — сказал я, — считайте, что я перед вами в долгу. Я еду.

— Хорошо, — ответила она, и аппарат щёлкнул Жан, к которому я должен был ехать, был инспектор полиции, я его знал довольно давно, и у меня с ним были хорошие отношения. Он обладал удивительным даром перевоплощения — или, вернее, был жертвой своеобразного раздвоения личности. Когда он вёл свою профессиональную работу и допрашивал, например, очередного клиента, его шляпа всегда была сдвинута на затылок, папироса была в углу рта и он говорил отрывисто, односложно и почти исключительно на арго. Но как только он обращался к следователю или журналисту, он мгновенно менялся и превращался в человека с явно светскими претензиями: — Если вы соблаговолите дать себе труд предварительно, так сказать, проанализировать некоторые из тех данных… — Надо было полагать, что это именно он допрашивал Филипа, который был правой рукой курчавого Пьеро. Судя по всему, через некоторое время полицейский автомобиль должен был выехать в Севр, где скрывался Пьеро, и на этот раз ему вряд ли удастся уйти. Я задумался на минуту, потом снял трубку и позвонил. Я помнил, что телефон стоял у постели Пьеро. Через секунду раздражённый женский голос спросил:

— В чем дело?

— Позовите Пьеро, — ответил я. — Скажите ему, что звонят с улицы Лафайет.

Это было условное название.

— Его нет, он ещё не вернулся. Филип пропал с позавчерашнего утра, я не знаю, что думать.

— Филип выдал все, — сказал я. — Постарайтесь найти Пьеро где бы то ни было и во что бы то ни стало и предупредите его. Скажите ему, чтобы он не возвращался домой. Через час будет поздно.

Затем я повесил трубку, достал из письменного стола револьвер, проверил, заряжен ли он — он был заряжен, — положил его в карман пиджака и вышел из дому. Потом я взял такси и поехал к Жану.

Все это отвлекло меня от той душевной тревоги, которую я испытывал, и, сидя в автомобиле, я думал теперь об участи «курчавого Пьеро», «Pierrot le frise», которого я хорошо знал и которого мне было жаль, хотя, с точки зрения классического правосудия, он, казалось бы, не заслуживал никакого сожаления: он был профессиональным грабителем и на его совести было несколько человеческих жизней. Я познакомился с ним лет шесть тому назад, после того как он застрелил первую свою жертву, бывшего боксёра Альберта. Я тогда случайно попал в кафе — это было часа в четыре утра, — где находился его негласный штаб, о чем я не имел ни малейшего представления. Я сидел за столиком и писал. У стойки орали и ссорились пьяные люди, потом вдруг наступила мёртвая тишина и кто-то — я ничего тогда ещё не знал о нем — сказал с необыкновенной выразительностью и с неожиданной, после этих ревущих голосов, которые напоминали рычание разъярённых зверей, человеческой интонацией:

— Ты хочешь, чтобы с тобой случилось то, что с Альбертом?

Ответа не последовало. Я продолжал писать, не поднимая головы. Кафе опустело.

— Они испугались, — сказал тот же голос. — А это кто?

Речь шла обо мне.

— Не знаю, — ответил хозяин. — Первый раз вижу.