Призрак Белой Страны. Бунт теней исполненного, или Краткая история « Ветхозаветствующего» прозелитизма

Он ловко высвободился из цепких объятий, заломил руку и сбил противника с ног. Второй, не ожидавший подобного, чуть запоздал с ударом. И Шумаев отправил его в небольшой нокаут.

— Нападение на сотрудников органов, — хрипел первый.

— Да с тобой такое сделают, тварь безмозглая.

— Откуда я знаю, что вы из органов? — Виталий Андреевич невинными глазами посмотрел на остолбеневшую дворничиху. — Я было подумал — бандиты.

Тетя Клава пробормотала нечто невразумительное, а второй тем временем также поднялся, вытер кровь с лица, сунул под нос документ:

— Смотри, сука! Если ты советский гражданин.

— Я не советский гражданин, — Шумаев вытащил свое удостоверение. — За угрозы в адрес Первого секретаря посольства иностранного государства вас привлекут по полной. А нужен мне был профессор Репринцев лишь по одной причине: мы собирались напечатать его статью. На нет и суда нет.

Сотрудники НКВД внимательно изучили документ, потом, злобно сверкнув глазами, удалились.

А Шумаев направился в посольство, дабы связаться с другом Корховым и сообщить ему последние новости.

Однако дозвониться до неуловимого начальника старооскольской полиции так и не смог.

Александр пригласил Валентину к себе, сказав, что лучшего места для написания статьи не найти. Девушка засмущалась:

— Неудобно.

— Почему? — Горчаков разыграл искреннее удивление.

— Дом большой, кроме нас — никого. Никто не помешает.

— В этом-то вся проблема.

— У вас в СССР равноправие полов. Стерты любые грани между мужчинами и женщинами, все товарищи и вдруг?..

— Грани стерты только в профессиональном и политическом аспектах, — напомнила Репринцева.

— То есть отказываешься?

— Нет.

— Тогда вперед!

Дверь им открыла Лена, с неподдельным интересом рассматривающая новую гостью хозяина. Валентина вопросительно подняла бровь, Александр пояснил:

— Это Лена, работает у меня. Экономка.

Лена внутренне улыбнулась такому неожиданному и быстрому повышению.

— Леночка, следует угостить нашу гостью по высшему разряду. Она из Москвы, журналистка.

Валентина вспыхнула, зарделась. Как же все мы не равнодушны к похвале!

— Проходи, посмотри на мою скромную берлогу. Скромная берлога состояла из пяти просторных комнат, кухни, прихожей, ванны. Мебель была старинная, явно не дешевая. Обычный журналист в Старом Осколе жил богаче известного на весь СССР профессора. Впрочем, Валентина не была ярой материалистской, она сразу обратила взор на стеллажи с книгами. Отличная библиотека! Правда, о многих писателях Валентина только слышала, да и то лишь критические высказывания. Интересно было бы их почитать. Например, Бунина «Окаянные дни», «Митину любовь», «Жизнь Арсеньева», или стихи Ахматовой, Гумилева, Северянина. Хотелось взять книги в руки, но она боялась к ним прикоснуться, точно они опалят ее огнем. Сколько всего!

— Есть даже Троцкий, Муссолини, Гитлер, — перехватил ее взгляд Горчаков. — Хочешь ознакомиться?

— Нет, пожалуй, — Валентина попыталась придать голосу безразличие.

— Тогда эротические романы? «Санин» (Известное произведение Федора Сологуба. — прим. авт.)? Или сказки Лабулэ, которого в СССР наверняка почитают расистом?.. Для человека не должно быть понятия «запрещенная литература», он вправе решать, что ему читать.

— Нас ждет работа, — напомнила Репринцева, однако глаза бежали и бежали по книжной полке. Она остановилась на церковном разделе. Игнатий Брянчанинов, Сергей Нилус, Иоанн Кронштадский. Валентина вдруг снова почувствовала: это ее мир!

— Правильно, пора работать, — поддержал ее Александр. — Посмотрю, что там приготовила Лена и начнем. А ты пока полистай нашу газету. Чтобы быть в курсе того, о чем тут пишут журналисты.

Репринцева удобно устроилась в кресле, взяла стопку «Оскольских вестей». Обычная буржуазная сплетница с бесконечной рекламой. Правда, есть любопытные аналитические материалы. Так, незаметно, Валентина добралась до последней страницы. Здесь статья некоего Ярослава Иванова «Прозрение». Репринцева читала сначала механически, как и все другое, но, постепенно увлеклась и теперь глотала каждое слово.