Призрак Безымянного переулка

– Время без малого час ночи было. Я фильм смотрела по телевизору. Я дверь подъезда ему открыла – он к лифту мимо меня, мимо будки. И весь мокрый с головы до ног. На улице-то дождик хлестал. Так он, видно, без машины, так пришел, ну и промок до нитки. И мне – ни словечка. Ни здрасте, ничего, а обычно-то вежливый такой.

– А потом что?

– А потом я уж спать на раскладушке улеглась. Слышу – опять домофон пикает. А время – половина третьего ночи. Я привстала – кого это там из жильцов несет? Гляжу, Елена Васильевна к лифту поднимается. И снова мне – ни привета, ничего. Села в лифт, поехала в квартиру. А минут через десять они с мужем вместе спустились. Вышли из подъезда, слышу, мотор завелся. Я в окно глянула – их машина, так они на ней среди ночи и уехали вдвоем.

Эти свои показания старуха-консьержка повторила на очной ставке с Виктором Ларионовым.

Катя вспомнила его лицо, когда он слушал рассказ своей жены Елены-Леночки – там, в офисе их фирмы, о происшествии из ее детства. Тогда он выглядел потрясенным.

Потрясенным он выглядел и сейчас. Но по-другому. И Катя поняла: есть разные степени, градусы потрясения.

– Ваша жена совершила покушение на убийство свидетельницы, чтобы скрыть следы вашего преступления – убийства Александра Мельникова, – сказал участковый Лужков.

– У нас дети. Двое, – хрипло проговорил Виктор Ларионов. – Они сейчас дома с няней. Я очень волнуюсь. Что теперь будет с детьми?

Что теперь будет с детьми?

Катя думала об этом. Думала она и о том, что попытка убийства случайной свидетельницы консьержки чем-то похожа на то жестокое убийство старой няньки детей купца Якова Костомарова, совершенное Аннет Астаховой.

В обоих случаях – посторонние люди, опасные свидетели.

Безвинные жертвы.

– Бессмысленно отпираться, Виктор, – сказал Лужков. – Лучше рассказать правду. И для вас это лучше, и для вашей жены. И для ваших детей. Суд учтет правдивые показания и чистосердечное раскаяние.

Виктор Ларионов молчал. Он был весь серый, погасший.

– Ничего бы не случилось, если бы я в тот вечер сразу поехал из паба домой, – произнес он тихо. – Но я не поехал сразу. Я бы взбешен, был в ярости. Мы с Мельниковым поссорились из-за моего долга. Это истинная правда. Он оскорбил меня там, в пабе. Не просто объявил мне, что я должен ему денег и должен платить – он оскорбил меня. Унизил мое мужское достоинство. И я был вне себя. К тому же выпил. И когда сел в машину, почувствовал мушки в глазах. У меня здорово подскочило давление. И я решил немного подождать. Посидеть в машине, пока давление не придет в норму и сердцебиение не успокоится. Я не знал, что делать, где взять эти чертовы деньги. И все думал и… Все навалилось сразу: гнев, обида, усталость, давление. Я не помню, как заснул в машине.

– Вы заснули?

– Заснул. И не знаю, сколько проспал. Было уже темно, когда я очнулся. Переулок наш – такая дыра! Такая там тоска смертная. – Виктор Ларионов покачал головой. – В машине было душно, хоть топор вешай, и я вышел. Решил пройти туда, на то место.

– На какое место?

– К цеху, который полиция осматривала, где трупы нашли. Поверьте, я не знал тогда всю эту историю семьи Астаховых, про сваренных заживо и про купца, не знал и про смерть его семьи. И про эту бедняжку-девочку, которую мучила Алиса и… и моя жена тоже. Я ничего этого не знал еще. Но что-то давило на меня там, в Безымянном. Я был настолько в подавленном состоянии, что захотел увидеть опять это место, где умерли семь человек. И пошел туда. Вошел в цех. У меня не было фонаря, и я использовал свой мобильный: включил, осветил, заглянул в этот жуткий провал. Опять же я не знаю, сколько времени там провел, в старом цехе. У меня волосы на голове шевелились. А когда шел назад к машине, вдруг увидел его.

– Кого? – спросил Лужков, хотя знал ответ.

– Мельникова. Александра Мельникова. Он как ошпаренный выскочил из подъезда. И я отчего-то сразу понял, что это Алиса его в тот вечер выгнала. Не оставила у себя ночевать, как оставляла частенько. И еще я понял, что Мельников пьян – по его походке. Я подумал тогда, что это ссора с Алисой его так расстроила. Он не видел меня, я стоял на углу. Он двинулся по переулку в сторону Андроньевского проезда. Я знал, что у него во дворе машина припаркована. Он шел, размахивал руками, один, под дождем. Вокруг не было ни души. И я подумал: надо же… Вот шанс. Кругом – никого. Нас никто не увидит. Он один. Он в полной моей власти. И не надо ничего платить – никаких денег, никаких долгов. Это все решит. И дождь…

– Что дождь?

– Дождь все равно смоет все следы, – произнес Ларионов хрипло.

– И вы пошли за Мельниковым?