Они свернули на Чёрчгейт-стрит — широкий проспект с высотными коммерческими зданиями грязно-серого или коричневого цвета и столь же унылыми жилыми квартирами на верхних этажах. Груды мокрого мусора громоздились вдоль тротуаров, вымощенных квадратиками шафрановых кирпичей и блестевших под дождевыми струями. Полуразрушенную стену прикрывали отклеившиеся киноафиши, поверх которых была второпях приляпана реклама похоронного бюро: ОТПРАВЛЯЕМ ПОКОЙНИКОВ КУДА УГОДНО, КАК УГОДНО, КОГДА УГОДНО. Другой плакат предупреждал: «Кладбища переполнены. Водитель, спешишь жить — умрешь на скорости!» Еще один,
Дождь лил в переполненный водоотвод, разбрызгивая грязную воду. За черной изогнутой оградой Мизинчик заметила одинокую фигуру мужчины, который быстро шагал в другую сторону, спрятав голову под черным зонтом. Может, окликнуть? Но что это даст?
Милочка дала полный газ, и вскоре они очутились возле фонтана «Флора» — главной бомбейской достопримечательности, названной в честь древнеримской богини изобилия. Оттуда они устремились на юг, обогнув черную каменную статую короля Георга
[164], в народе окрещенную«Триумф» сбавил скорость, влетев на Веллингтон-сёркл и приблизившись к кинотеатру «Ригал», полностью оснащенному кондиционерами. Жирные буквы названия ползли вдоль бетонного карниза. Показывали
— Мама! — воскликнула Мизинчик.
Сходив на
— Стой! Умоляю, остановись! — закричала Мизинчик, прижавшись к спине Милочки и пытаясь дотянуться до руля.
— Не мешай!
Милочка вырулила на Колаба-козуэй и устремилась прямиком к бомбейской свалке, оставив справа «Эмпресс» — кафе, где не так давно Мизинчик сидела с двоюродными братьями и наблюдала за
Мизинчик лихорадочно размышляла. «Она убежала и прихватила с собой меня. Как только она остановится, я спрыгну». Они пронеслись мимо небольшой бензоколонки и съехали с шоссе в спокойную аллею, обрамленную старыми домами с высокими деревянными потолками. Вдруг Мизинчик вспомнила, что в последнем особняке, «Дар-уль-Кхалил», живет двоюродный брат Маджи, дядя Уддхав, и для нее блеснула надежда. Он вдовец и изредка сдает одну крошечную комнатушку — шесть на восемь футов — матросам из доков. Мизинчик мельком заметила свирепого патана
[167], сторожившего здание ночью: длинные ноги торчали из покрывала под деревянной лестницей, где он спал, прячась от ливня.«На таких нельзя положиться», — подхватила тогда Маджи.
«Еще и кровожадный в придачу, — добавил дядя Уддхав. — Таскает с собой, сволочь, шестидюймовый тесак».