Призрак бродит по Техасу

Гучу все время находился в прожекторном луче, и его галлюциногенный бред подводил к истинно революционным выводам. Внушительнейший персонаж, который дарил Революции могучую поддержку Африки (его расы) и Азии (его религии).

Рейчел все-таки получила небольшую, но очень эффектную роль Супруги Смерти: перед тем как я отправлялся на Землю, напоминала мне, чтобы я берег здоровье, избегал простуд, питался вовремя и так далее. На ней был черный облегающий костюм с широкими символизирующими кости серебряными швами с наружной стороны рук и ног. Серебряные полосы очерчивали нижние ребра, но на груди завивались в две спирали. Узкие серебряные полоски очерчивали позвоночник, тазовый и плечевой пояса. Сверху Рейчел носила черный плащ, а ее платиновые волосы были заплетены в тугие косы и уложены в форме шлема.

За речью Эль Торо следовала более короткая, но и более забористая речь Розы. Я знал, что эта девчонка чертовски талантлива! На голове она носила красный фригийский колпак, из-под которого вырывались черные, волны волос, на ногах - красные сапожки, а по коротенькому красному платью были разбросаны черные кресты Иси-ды и неизвестные мне символы - круг с тремя черточками внутри, составляющими подобие буквы "У".

Затем, пока Эль Торо пел старинный вариант "Ла Кукарачи" с простодушными упоминаниями тараканов, марихуаны и мексиканских революционных традиций, Роза исполняла совсем уж залихватский танец. После чего Эль Торо запевал "Ла Муэрте Альта", я возвращался на сцену с Рейчел, и вскоре все зрители вскакивали на ноги и пели вместе с нами.

Если они и не затевали сразу беспорядков, то во всяком случае расходились в веселом бодром настроении, полные революционного энтузиазма, готовые постоять за себя.

Потом Эль Торо, у которого был неплохой, хотя абсолютно не-поставленный голос, попросил меня подготовить его для выступлений в опере. А что?

Разумеется, я позаботился о том, чтобы роли Розы и Рэйчел были скрупулезно равноценными, и выдерживал с ними строго профессиональный тон.

Отец Франциск и Эль Торо обосновали включение девушек в спектакль, объяснив мне, что тут, далеко на севере, южные предрассудки заметно слабеют. И действительно, низких техасцев и "застрявших" черных среди зрителей было не меньше, чем мексов.

Революционное радио сообщало о налетах вольных стрелков на Коламбус, Кливленд, Питтсбург. Мы улизнули на запад как раз вовремя.

На следующий вечер мы опять имели сногсшибательный успех. Было это в Чикаго, по большей части отстроенном заново, довольно большом городе к западу от Чикагской Бухты, где в результате сокрушающих бомбардировок колышутся воды озера Мичиган, и в их глубине грезят о былом проржавелые, все еще радиоактивные небоскребы.

Когда мы летели в Чикаго, я заметил на прозрачном пластике нашего веенвепа какие-то маленькие штампы, надписи в которых были выскреблены. Но я отыскал один, который стамеска пропустила, и увидел знакомые буквы русского алфавита: "Новая Москва, СССР". Мне даже почудилось, что я вернулся в Циркумлуну, которая упорно остается двуязычной.

Гучу охотно подтвердил, что веенвеп построен в России, а на Революцию его пожертвовала Черная Республика.

- Нам такая техника не по зубам, как и Флоридской Демократии, - объяснил он мне. - Да мы в ней и не нуждаемся. Наше население невелико. Неприспособленные гибнут в молодости. От техасцев нас обороняют пустыни и горы, вольные краснокожие и афро-русская помощь - главным образом атомными материалами, которые становятся все более дефицитными.

Новая Москва находится возле озера Байкал, сообщил он. Сибирь стала, так сказать, русским Техасом.

Я лежал с подветренной стороны от Гучу и остальных трех пассажиров (мексов), хотя и довольно условно - сквозняки в веенвепе периодически меняли направление.

Лежать горизонтально я старался как можно чаще. Меня донимали сердцебиение, мучительные мигрени, диаррея и варикозное расширение вен. В горизонтальном положении нагрузка, вызываемая силой тяжести, распределяется равномернее. В последний раз, когда я расстегнул молнии моего трико на икрах и лодыжках, мне стало нехорошо при виде вздутых лиловых вен, которые продолжали вздуваться прямо на глазах. С тех пор я не расстегивал трико - только минимально по санитарным причинам.

Правду сказать, я не снимал свой тщательно починенный меш-костюм, да и экзоскелет (Роза верно отгадала) со времени нападения на нас в Канзас-Сити. В результате я значительно больше недели толком не мылся. А потому дурно пахнул и старался по мере возможности держаться в отдалении от остальных или хотя бы с подветренной стороны.

Кроме того, я пристрастился к рому, которым заботливо меня обеспечивал Эль Тасито, мой телохранитель. Ром я не только нарочно проливал на себя, но и пил его столько, сколько позволяла моя крепкая голова. Это неплохой анальгетик, а к тому же и признанные мужские духи.