Призрак черного озера

Что-то брякнуло, и на траву выкатилась блестящая штучка, которая при ближайшем рассмотрении оказалась бронзовой лапкой. Витая когтистая лапка, тусклая от времени.

— Дядь Петь, глянь, это от какого же зверя?

— Не знаю, — старик повертел лапку заскорузлыми пальцами, — ни на птичью, ни на звериную не похожа… Не водится в наших лесах такой зверь…

— Разберемся, — сказал участковый, пряча лапку в карман, но в словах его не было уверенности.

Возвращаясь домой, Василий вспомнил, что приехавший посмотреть на содержимое ящиков священник очень советовал ему побеседовать с отцом Тимофеем, настоятелем церкви в селе Узковатом. Похоже, что настал момент это сделать.

Отец Тимофей был худенький старичок небольшого роста с выцветшими бледно-голубыми глазами и розовым детским личиком, обрамленным тонкими прядями легких седых волос и редкой бородкой. Он как раз закончил службу и разговаривал о чем-то с рослой старухой в белом платочке.

Подойдя к нему, участковый замялся: он в церковь не ходил и не знал толком, как здесь следует себя вести. Хорошо хоть, что сообразил при входе снять фуражку.

Старый священник сам заметил его и сказал своей пожилой собеседнице:

— Что ж, иди с Богом, сестрица, да помни — только добротой, только добротой, по-другому не выйдет… а ты с чем пришел, братец? Прежде-то никогда не заходил!

— Простите, батюшка, — забормотал участковый. — Я вообще-то не очень… как-то так уж… я тут участковым служу…

— Так я же тебя знаю, — священник улыбнулся, голубые глаза засветились добротой, — ты ведь Вася Уточкин, Марьяны Степановны внучок! Достойная была женщина!

— Ну да, бабушка у меня была серьезная… помню, раз выпорола за то, что яблоки у соседей воровал… с тех пор я к чужому не прикасаюсь. Но я, батюшка, вообще-то по делу. Тут в озере ящики нашли с окладами, чашами церковными и тому подобным барахлом. Так вот, мне сказали, что вы можете что-то помнить про то, как это все собирали. Только я думаю, что зря я приехал, уж больно давно это все было, тех уже людей нету, кто мог помнить…

— Это ты зря, — старый священник слегка насупился, но затем его лицо снова посветлело. — Зря ты те вещи барахлом называешь. Люди за них жизнью своей рисковали, сперва от большевиков по домам прятали, потом от немцев. И насчет того, что тех людей нету, кто это помнит, ты тоже, братец, зря. Я вот, например, помню…

— А сколько же вам лет? — искренне удивился Василий.

— На Макарья девяносто будет, — с невольной гордостью ответил старик. — И я сейчас лучше помню то, что тогда было, чем то, что сейчас случается. Например, каждое слово отца Иннокентия помню, который во время войны здесь служил, а куда свои очки положил — никак не могу вспомнить!..

— Никогда бы не подумал, что вам уже девяносто! И что, вы правда помните, как немцы церковные ценности собирали? — спросил Василий с легким недоверием.

— Помню, — кивнул старый священник. — Особенно один офицер старался. По всем деревням ездил, во все дома заглядывал. Он по-русски немного говорил, так все пытался у людей что-то выведать. Церковную утварь и прочие ценности — это уж он так, попутно к рукам прибирал, а искал что-то другое…

— Штурмбаннфюрер Отто фон Армист! — задумчиво проговорил Василий.

— Во-во! — Отец Тимофей с уважительным интересом взглянул на участкового. — Именно так его и звали — Отто фон Армист! И вот что я тебе, братец, скажу — этот самый штурмбаннфюрер не иначе как родственников своих здесь нашел.

— Родственников? — удивленно переспросил Василий. — Какие здесь у него могли быть родственники? Здесь же одни русские люди испокон веку живут!

— А вот не скажи, братец! — Священник хитро улыбнулся, и его голубые глаза еще больше посветлели. — И в других-то местах всякого намешано, кто русский, кто не русский, с микроскопом не разберешь, а уж в наших краях и говорить не о чем! Мы ведь почти что на краю России живем, любые завоеватели непременно через наши места проходят. И немцы, и французы, и шведы, и поляки, и до того неизвестно какие племена и народы. И многие здесь оставались, оседали, оставляли потомство. Так что вполне мог тот немец родню свою здесь найти. И нашел.

— Нашел? Вы точно знаете?

— Точно не точно, а только жила здесь еще до революции одна семья богатая, фамилия их была Армистовы. Жили они как раз в этом селе, в Узковатом. Держали кузницу, и мельницу, и еще кое-какие мастерские. В общем, хорошо жили, безбедно. Конечно, и работали много, с самого детства приучались.

Только после революции, сам понимаешь, тем, кто хорошо жил, пришлось несладко. Эти Армистовы не стали дожидаться, пока их раскулачат, и перебрались в город. Кто на завод пошел, кто на стройку, кто еще куда. А в дом их вселилась большая семья из бедноты. Сенька Шушарин с женой и восемью детишками. Все про него говорили, что пустой, нестоящий человек был, пил сильно, а работать с детства не приучился. Правда, при большевиках большим человеком Сенька стал — председателем комбеда, комитета деревенской бедноты. Тогда в деревнях у нас так и говорили — пришла комбеда, отворяй ворота.