– Мне обязательно нужно будет с ней утром поговорить. Тогда отведи нас в библиотеку, Джон, а молодой человек пусть принесет мой дипломат – только не чемодан, а именно дипломат. Принесите его мне в библиотеку. Мы выйдем к вам позже. После сеанса с планшетом мне нужен стакан молока и, возможно, печенье; годятся даже обычные крекеры, если они не слишком соленые. Очень полезно провести несколько минут за тихим разговором с приятными людьми, особенно если ночью мне предстоит быть особенно восприимчивой; мозг – чувствительный инструмент и требует соответствующей заботы. Артур?
Она небрежно кивнула девушкам и вышла в сопровождении Артура, Люка и своего мужа.
Через минуту Теодора сказала:
– Я, кажется, без памяти влюблюсь в миссис Монтегю.
– Не знаю, – ответила Элинор. – Мне так больше по сердцу Артур. А Люк – трус.
– Бедный Люк, – сказала Теодора. – У него не было матери.
Элинор, подняв глаза, поймала на себе иронически-любопытный взгляд Теодоры и вскочила из-за стола так быстро, что опрокинула стакан.
– Нельзя оставаться одним, – задыхаясь, выговорила она. – Идем к остальным.
Она почти бегом устремилась из комнаты. Теодора со смехом последовала за ней.
В будуаре Люк и доктор стояли у камина.
– Объясните, сэр, кто такой планшет? – смиренно спросил Люк.
Доктор раздраженно вздохнул.
– Недоумки, – начал он и тут же взял себя в руки. – Простите. Меня это все бесит, но если ей нравится… – Он яростно ткнул кочергой в камин и, помолчав, продолжил: – Планшет – устройство, похожее на спиритическую доску… Наверное, лучше объяснить, что это метод автоматического письма, средство связи с… э-э… неосязаемыми сущностями, хотя, на мой взгляд, единственная неосязаемая сущность, с которой они контактируют, – их собственное воображение. Да. Так вот. Планшет – это дощечка, обычно треугольная или в форме сердца. На остром конце закреплен карандаш, с широкой стороны – два колесика либо ножки, легко скользящие по бумаге. Два человека кладут на него пальцы и задают вопрос. Планшет движется под действием силы, которую мы не будем сейчас обсуждать, и пишет ответ. Спиритическая доска, как я говорил, устроена очень похоже, только там предмет движется по доске, указывая на буквы. Можно двигать обычный бокал или блюдце; я видел, как это проделывали с детской машинкой, хотя, признаюсь, зрелище было довольно комичное. Оба участника касаются предмета пальцами одной руки, а второй записывают вопросы и ответы. Ответы, на мой взгляд, всегда бессмысленные. Впрочем, моя жена так не думает. Чушь собачья. – Доктор снова ткнул в поленья кочергой. – Детский сад, – сказал он. – Суеверия.
3
– Планшет был сегодня очень добр, – сказала миссис Монтегю. – Джон, в этом доме определенно присутствуют чуждые субстанции.
– Отличный был сеанс. – Артур торжествующе помахал листом бумаги.
– Мы добыли для вас множество сведений, – продолжала миссис Монтегю. – Итак. Планшет вполне определенно сообщает о монахине. Ты что-нибудь выяснил насчет монахини, Джон?
– В Хилл-хаусе? Очень маловероятно.
– Планшет настойчиво сообщает о монахине, Джон. Быть может, в округе видели что-нибудь такое? Скажем, смутную темную фигуру, пугавшую припозднившихся селян?
– Фигура монахини – довольно распространенное…
– Джон, я тебя прошу. Ты хочешь сказать, что я ошибаюсь? Или ты имел в виду, что ошибается планшет? Поверь хотя бы планшету, если тебе недостаточно моих слов, что речь определенно идет о монахине.
– Я только хотел сказать, дорогая, что призрак монахини – один из самых распространенных. Ничего подобного в Хилл-хаусе не наблюдалось, но почти в каждом…
– Джон, прошу тебя. Ты позволишь мне продолжать? Или мы вообще ничего не желаем слышать о планшете? Спасибо. – Миссис Монтегю взяла себя в руки и заговорила спокойнее: – Итак. Есть еще имя в разных написаниях: Хелен, Элен, Элина. Кто это может быть?
– Дорогая, здесь жило столько народа…
– Хелен предостерегла нас против загадочного монаха. Когда в одном доме обнаруживаются и монахиня, и монах…
– Дом наверняка стоит на старом месте, – вставил Артур. – Господствующие влияния, так сказать. Старые влияния не уходят, – более развернуто пояснил он.
– Заставляет думать о нарушенных обетах. Ведь правда?
– Их тогда часто нарушали. Искушения, так сказать, и вообще.
– Я не думаю… – начал доктор.
– Я почти уверена, что ее замуровали живьем, – сказала миссис Монтегю. – Монахиню то есть. Известный обычай. Не поверишь, сколько я получила посланий от замурованных заживо монахинь.
– Нет ни единого упоминания о том, чтобы монахинь когда-либо…
– Джон. Позволь еще раз напомнить, что я лично получала сообщения от замурованных монахинь. По-твоему, я говорю неправду? Или, по-твоему, монахиня станет нарочно сочинять, будто ее замуровали, хотя на самом деле этого не было? Неужто я снова ошибаюсь, Джон?
– Конечно нет, дорогая, – устало вздохнул доктор Монтегю.
– С единственной свечой и ломтем хлеба, – сообщил Артур Теодоре. – Ужасно, как подумать.
– Ни одну монахиню не замуровали живьем, – упрямо произнес доктор, немного повысив голос. – Это легенда. Сказка. Клевета, распространяемая…