Призрак другой женщины

– Понятно. – Катя налила еще в стакан, швырнула на тарелку еще одну котлету. – Дальше!

– Бабы болтают, что первый зам главы весьма подробно поговорил с дядей. И завтра к тебе собирается наведаться с коммерческим предложением.

– Это каким?

– Предложат тебе переехать в квартиру в новостройке, большую хотят предложить, и какие-то деньги, сумма не уточнялась, – досадливо чмокнул языком Витек, дожевывая холодную котлету.

– А зачем мне это?

– Тебе незачем. А им что-то строить на этом месте приспичило.

– Ах, вон оно что! Снова дом мой покоя кому-то не дает!

Катя ядовито хмыкнула. Предложения о продаже дома начала поступать через неделю после бабкиной смерти. То один купец заявится, то второй, то посредника пришлют. Она всех футболила. Теперь вот решили снести. Только что можно построить на этом месте? Места-то немного! Дом действительно большой, но большой-то он потому, что два этажа в нем, еще чердак жилой и подпол, где бабка дальнобоям бильярдный стол установила. Огород – четыре сотки, с десяток плодовых деревьев, баня в дальнем углу, сарай с подполом. Всей земли той, на которой дом стоял с огородом, садиком и пристройками, было соток пятнадцать, максимум двадцать.

– Что можно построить на этом месте? Магазин? Нет. Гаражный кооператив – смешно! Кафе? Кто в него ходить будет, место почти необитаемо? Скажи, Витек?

– Ты права, Катька, места тут для строительства действительно – тьфу. И дорогу не проложить: с одной стороны железка, с другой – в завод заброшенный упрется. Он хоть и заброшенный, да принадлежит кому-то, сносить никто не даст. С востока – лесок, хоть и хиловат, да зеленые в морду вцепятся, они сейчас за каждый куст рвут на части, лишь бы о себе заявить. С запада – станция. Нет, дорогой тут не пахнет, как и магазином, и кафе, и прочей байдой.

– Чего тогда им надо?! Какие у тебя-то соображения, Вить?

Катя изумленно взирала на лысого алкаша, сидевшего теперь в согбенной позе на бабкиной табуретке с пустым граненым стаканом в руке. Такой трезвости мысли при такой пьяной роже она от него не ожидала. Хрыч ведь распоследний, пьяница, побирушка и бездельник, но как рассуждает…

– Думаю, что интерес весь в доме этом, Катька. – Витька постучал пяткой в стоптанном ботинке по полу. – Чем-то он кому-то понравился.

– Чем?

Катерина обвела взглядом бревенчатые стены, подняла голову к деревянному потолку, с которого свисала старинная медная люстра с шестью стеклянными плафонами в виде керосиновых ламп.

Дом был добротным, красивым даже, если кому нравятся такие вот деревянные двухэтажные терема с массивными ставнями на окнах и тяжеленной дверью. Но чтобы в очередь стояли желающие его приобрести…

Нет, такого не ожидала ни она, ни бабка при жизни. Единственное, чего она опасалась, – так это того, что Катька дом профукает, наделав долги.

– Просрешь ведь, кобыла, – стенала она частенько, обходя дом комната за комнатой. – Я наживала, а ты все спустишь.

– Почему? – недоумевала внучка.

Она вроде не давала никогда повода старой женщине думать о себе как о транжирке или бесшабашной девице.

– Наделаешь долгов и просрешь.

– А долги-то с чего появятся?

– Так не проживешь без меня-то, Катька. Не справишься ты с жизнью. Она вон какая!

В этом месте бабка обычно подходила к окну, пялилась за стекло и широко разводила руки в разные стороны, будто весь мир пыталась объять.

– Какая? – не унималась Катька.

Она, конечно, привыкла к критике с бабкиной стороны и давно не реагировала. Но иногда не упускала случая, чтобы ее позлить.

– Какая она, жизнь?

– Мерзкая, – выдыхала бабка зловеще. – Она очень мерзкая, Катька, поверь!

– Жизнь такая, какой мы себе ее сами представляем. Мне вот лично она даже нравится.

– Еще бы! За моей-то спиной да на моей шее! – быстро седлала бабка следующего конька. – Ты же беззаботная совершенно! Беззаботная в родителей своих, место им светлое! У тебя же ни о чем голова не болит! Пялишься в книги свои и думаешь, что все познала! А она как шибанет из-за угла-то, да в спину, да больно очень!

– Кто?! – таращила на нее Катерина глаза. – Кто шибанет?!

– Жизнь…

Шибануло, и очень сильно, Катерину, когда она узнала о бабкиной смерти. Нелепой, чудной и противоестественной. Ну не могла она поверить, что бабка – крепкая, коренастая, никогда не знающая хвори – вдруг оступилась на рельсах и о рельсы эти голову размозжила насмерть. Не верилось! А пришлось. Теперь вот очередной подвох, кажется, мерзкая жизнь ей готовит.

– И что они вообще сказали, торгаши эти? Что в Управе говорят? А в магазине? – Катерина выдернула из Витькиных пальцев стакан, немного туда плеснула, но отдавать не стала. – Ну!

– Да больше ничего особенного вроде. – Витька шлепнул пятерней себе по лысине. – Про снос дома сказал. Про денежную компенсацию сказал. Про новую квартиру в новостройке сказал. Что еще? Что еще… А, бабы магазинные болтали, будто дядя на джипе ясно им дал понять, что твои интересы, мол, никого не интересуют. Во как!

– Да ну!

Катя взглянула за окно. Там жиденьким пасмурным маревом плескалось последнее февральское утро.

– А в зубы они получить за такие идеи не желают?!