Призрак другой женщины

– Ищи, начальник, – хмыкнул Гвиненко и плюнул черной слюной на порог. – Работа у тебя такая. А я известий с воли ждать стану. Вон какие дела-то делаются… Н-да… А в городок-то этот съезди непременно, начальник. Нам недосуг все было, но вернуться хотелось. Были у нас там вопросы к человечку одному. Были…

Все, больше Гвиненко не сказал ни слова, хотя Василий Сергеевич старательно его щипал, пытаясь разговорить.

– Придется тебе, малой, съездить, – осторожно почесал он расцветший прыщ на подбородке. – Чую одним местом – там разгадка.

– Может, да, а может, и нет. – Олег взял с вешалки куртку, застегнулся, примерил капюшон, потом сбросил его с головы. – Прокатаешься, а там пустышка. Столько лет прошло! Я даже фамилии этой Верки не знаю.

– Погоди! – выставил щитком потные ладошки полковник. – Я сейчас…

Он говорил с кем-то по мобильному около получаса, матерился, хихикал, понижал голос до шепота, снова матерился. Потом отключился и довольно погладил себя по пузу.

– Все путем, малой! Можешь туда ехать. Кати сразу в колонию. Там тебя уже ждут. Личные дела к твоему приезду из архива поднимут. Авось и разживешься инфой про эту Верку. С кем жила, с кем дружбу водила, куда пацана дела.

– Кати! – фыркнул Мишин и взглянул за окно с тоской в глазах.

Ледяной ветер морщил редкие сизые лужицы, маетно трепал деревья и начал вдруг собирать в кучу редкие рваные облака, намереваясь выбить какую-нибудь гадость и из них.

– Того гляди, дождь врежет. А я пешком!

– Не парься, малой. Я тебе сейчас какой-нибудь рыдван выделю.

«Рыдваном» оказался новехонький «Форд» с разбитной бабищей за рулем.

– Клава! – выдала она с придыханием и протянула ему лодочкой распухшую ладошку.

– Олег! – пожал он кончики пальцев. И тут же, заметив алчный блеск в Клавиных глазах, добавил: – Олег Николаевич!

– Ладно тебе, Николаевич. – Клава ткнула его в бок локтем так, что у Мишина в ребрах что-то хрустнуло. – Не напрягайся особо. Не больно-то я люблю таких, как ты!

– Каких? – Он поморщился, потирая бок.

– Гладеньких! – фыркнула Клава и завела машину. – Мы тут к грубости привыкли, к оголтелости. А ты… Ты вошь столичная, уж извини! Что мне с тобой делать-то?! Варить, что ли?

И она заржала, перекрывая рев мотора.

– А почему сразу варить?

«Эта и сварит», – вдруг подумал он с испугом. Здоровенная, плечистая, в шутку чуть ребро не сломала, а уж если гневаться начнет, можно прощаться с родней.

– Повариха я, Николаевич, – просто пояснила Клава. – Жрать готовлю местным зэкам. И начальству.

– У начальства-то небось меню отдельное, а? – Мишин без сожаления проводил взглядом уползающий за горизонт периметр зоны с высоким забором и колючкой. – Как тут можно жить, не представляю!

– А ты удави кого-нибудь, тогда и представишь, – пошутила со злой ухмылкой Клава, набирая скорость, хотя машина и так уже неслась под сотню. – Гладенький… Чистенький… Жизни нашей не понимаешь. А она нормальная вполне, жизнь-то. Интересная даже. Знаешь, какие тут, за колючкой, секреты хранятся? О-оо, тебе разве понять! Хотя, может, и понимаешь, не просто же так притащился к нам в такую-то даль. За секретом, поди?

– Вроде того, – кисло улыбнулся Мишин, его слегка мутило на поворотах, которые Клава закладывала, не сбавляя скорости. – Только мало что узнал.

– Тут не узнал – в другой зоне этим добром разживешься, – пообещала она. – Слыхала, тебя туда Гвиненко направил?

– Посоветовал съездить, – поправил ее Мишин и закрыл глаза на мгновение, ему показалось, что телеграфный столб мчится прямо на них.

– Посоветовал он… – задумчиво отозвалась Клава минуты через три. Столб они благополучно миновали, теперь надлежало проскочить узкий мостик. – Сволочь, конечно, приличная, Васька-то, но… Но коли посоветовал, значит, знает что-то.

– Точно?

Мишин оживился и расправил плечи, которые сжал при подъезде к мостику. Он совсем не надеялся, что они въедут на него без потерь. Ничего, въехали.

– Не сомневайся, – кивнула Клава крупной головой в парике цвета осеннего сквера – больше было грязного, чем золотого. – А уж если и Сергеевич подключился, то ждет тебя удача, гладенький…

Она высадила его у ворот зоны, посетовала, что не сможет подождать. «Да ему и не нужно будто бы, – решила она, – вокзал недалеко, добежит». Развернулась с визгом и умчалась, алчно облизнувшись напоследок и промурлыкав, что, если бы не его работа, она бы с ним такое сотворила…

– Мишин Олег Николаевич? – Пожилой майор в накинутом на плечи ватнике махал ему рукой от проходной. – Идемте, холодно. Я замерз уже, пока вас ждал.

Они шли длинными гулкими коридорами, без конца сворачивали, натыкались на преграды в виде решетчатых дверей, отпирали их, снова шли. Все это время Илья Иванович – так звали майора – не разговаривал. Поторапливал кивком.

– Мне ваше начальство уже звонило, – выдохнул он наконец, когда они вошли в его кабинет.

– Василий Сергеевич мне не начальство. – Мишин огляделся, нашел вешалку, пристроил куртку.