— Эх! Уж постыдились бы! — повторил старик, качая головой. — Ведь, чай, не дети малые. Чего перед всеми позоритесь? Не можете говорить — разойдитесь от греха. А так-то зачем? Доведете до беды. Мириться пришли, не собачиться. Коли вы так начнете, чего ж об остальных-то? Оглянитесь вокруг, какой пример всем подаете? Богами заклинаю, не начинайте войны, все пропадем, всему роду конец будет. Об роде подумайте! Чего вам друг перед дружкой куражиться, храбрость свою доказывать? Ее все знают, вы ее давно уж доказали! Вы — первые в роду, опора ему, а не погибель! Помиритесь. Уступите, богами просим вас! Уступите вы друг дружке!
Старик низко поклонился. Другие старейшины, встав с лавки, поклонились тоже.
— Уступите… не доводите до беды… боги прогневаются… — говорили они вразнобой.
Конунг отвернулся, отошел туда, где были его домочадцы. Сигурд сел, за ним и остальные. Довольно долго конунг с Сигурдом молчали, потом наконец конунг произнес:
— Извольте, я ведь тоже ссоры не ищу. Но уж если уступать, то не только мне. Ты тоже уступи, Сигурд.
— Я готов, — ответил ярл.
Улла побледнела до синевы, и глаза закрылись. Покачнувшись, она едва не упала с лавки. Поддержав ее, Бран испуганно взглянул на Сигурда.
— Я готов, — повторил Сигурд. — Говори, я слушаю.
— Так вот. Я на все твои условия согласен, будь по-твоему. Кроме одного. За колдуна замуж она не выйдет. Я ему за работу заплачу, и пускай убирается, нечего ему тут делать. Жить она пускай живет, где хочет. Преследовать я никого не стану, а уж тем более ее. Захочет, может вернуться домой, милости просим. Но — без него, его я здесь не потерплю. Я их блуд прикрывать не намерен, в моей семье такого зятя не будет. Я сказал.
— Все? — спросил Сигурд.
— Все, — ответил конунг.
Сигурд поднялся и обвел взглядом молчавшую толпу.
— Так вот што, брат, — сказал Сигурд, — и вы все, родичи. Уж простите великодушно, а только ничего не выйдет. Коль я на это соглашусь, Улла руки на себя наложит. Так и случится, можете поверить. А она мне дочь, хошь и нареченная. Я палачом отродясь не был — и не стану, уж не обессудьте. И ты тоже, брат. Умом я тебя понять могу, да только и ты меня пойми. Дочка мне она. Ну, не могу я просто взять и к смерти ее приговорить. Не могу. Простите, родичи. Вот все мои резоны, судите, рядите, а мне деваться некуда. Я свое сказал, боле нечего добавить.
Зрители поразевали рты. В полной тишине конунг произнес:
— Эх, и до чего же ты упрямый!
Сигурд согласно нагнул голову:
— Семейное, видать.
Они стояли и смотрели друг на друга. Потом конунг бросил:
— Ну, и зря. Ничего с ней не случится, переживет. В ее-то возрасте по сту раз влюбляются, подумаешь!
— Не скажи, — ответил ярл. — Дело не так просто. Можешь верить, можешь нет, а только я за ними уже две недели наблюдаю. Вижу я, глаза-то есть. Да сам взгляни на них, неужто не заметно?
Зрители, как по команде, повернулись, шесть сотен любопытных глаз уставились на Уллу и на Брана.
Улла вдруг обмякла, словно из нее выдернули стержень, и начала сползать на снег. Бран схватил ее, вместе с ней повалился на колени, Арнор и Раннвейг кинулись к нему… Толпа заколыхалась. Люди вытянули шеи, пихались, желая посмотреть. Шум нарастал, народ начал напирать на лавки.
— Доча, што ты? — Сигурд растолкал не в меру любопытных. Крикнул, отгоняя их от Уллы:
— Да не нависайте вы! Што вам, представление?! Воздуху ей дайте!
Хелге и Бран привели Уллу в чувство. Она повела вокруг затравленным взглядом, заслонила ладонями лицо. Бран обнял девушку, стараясь собой отгородить от публики.
Сигурд глядел на конунга. Тот хмурил брови. Сигурд сказал:
— Будь человеком. Ты ж ей отец. Сам ведь говорил, што не отрекаешься!
Конунг отвернулся. У него было упрямое и жесткое лицо.
— Ведь ты не камень! — крикнул Сигурд. — Я тебя знаю! Эх, да што же это…
Отвернувшись, Сигурд склонился к Улле:
— Сядь, доченька, сядь. А вы отойдите, живо, ну? Не лезте!
Его никто не слушал, люди с горящими глазами толкались возле Уллы. Сигурд выхватил кнут.
— Гоните их! — крикнул он своим. — Живо!
Его семья вскочила с лавок, Видар с приятелями — тоже. Возникла свалка, давка, и прошло несколько минут, прежде чем им удалось оттеснить любопытных. Все это время конунг стоял в стороне. Когда площадка наконец очистилась, Сигурд произнес:
— Ладно, родич, с тобой, как видно, каши не сваришь. Думай, время у тебя есть, до свадьбы ихней. После — не прогневайся. А мы уходим. — Ярл сделал знак рукой, и его домашние задвигались.
— Погоди, — в спину Сигурду негромко молвил конунг.
Сигурд остановился. Конунг молчал и хмурил брови.
— Што? — спросил Сигурд.
В ответ — ни звука.
— Да чего молчишь-то?! — воскликнул ярл.
— А это у него манера такая издеваться над людьми! — громко сказал Видар.
Сигурд и конунг обернулись. Видар выступил вперед. Он ухмылялся, синие глаза блестели, будто льдинки. Сигурд произнес:
— Уж хоть бы ты не вмешивался, а?
Видар будто не услышал.
— Ну, чего, папаша? — он скрестил руки на груди. — Веселишься? Развлекаешься? Настроение себе подымаешь?
— Иди отсюда, — бросил конунг. — Не до тебя.