Призрак Канта

— Не, идея как раз Ванюшкина. Мы, говорит, Саня, тут с тобой развернёмся. От глаз лишних далеко, все условия есть, забубеним пансионатик для правильных людей. К нам с Москвы часто прилетают, и всё пацаны серьёзные! Им отдохнуть надо на свободе, на природе и чтоб не у всех на виду! Я и подумал — а чего не купить, если продаётся?

— Дорого продаётся? — неизвестно зачем спросил Василий Васильевич.

— Не дороже денег, дядь!.. Плохо, что ты зашитый, с кем выпить-то мне за упокой Ванюшкиной души?!

— Ты выпьешь, а я с тобой чокнусь, — пообещал Меркурьев. — Только переоденусь.

— Лады, — сказал Саня и зашаркал шлёпанцами к двери. — Хоть так. А то никак. А если никак, то как?…

Когда его бухтение затихло, Меркурьев ещё немного попил из фонтана и понаклонялся вперёд-назад — в качестве физзарядки. Всё тело ныло, и наклоны не получались.

Друг Саня не закрывал за покойным Ванюшкой дверь, а утром все двери были заперты. Ванюшка, не сказав другу Сане ни слова, зачем-то отправился среди ночи на маяк. Идея купить этот дом принадлежала именно ему, покойному Ванюшке, а деньги — самое интересное! — другу Сане!..

Что из всего этого следует?…

— Ничего, — сказал Василий Васильевич и перешёл к приседаниям. — Из этого не следует ничего.

Поприседав, он отправился к себе — лестница, хоть и не такая крутая и высокая, как на «променаде», далась ему с большим трудом.

Только он пустил воду в душе, стащил с себя мокрую и холодную спортивную амуницию, как в комнату постучали.

Голый Василий Васильевич отчего-то заметался, решительно не зная, что теперь делать, заскочил в ванную, кое-как обернулся полотенчиком и распахнул дверь.

— Доброе утро, Васенька, — жизнерадостно сказала Нинель Фёдоровна.

Меркурьев шмыгнул за створку, придерживая полотенце за спиной.

— Ой, не смотрю, не смотрю, не стесняйся! Я всех обхожу, предупреждаю, что завтрак через полчаса будет!.. Попозже сегодня! А кофе хоть сейчас можно выпить.

— Спасибо, Нинель Фёдоровна!

Она уже уходила.

— И не опаздывай, у нас сегодня овсянка по особому рецепту, её разогревать нельзя! — с лестницы крикнула она.

Меркурьев высунул голову в коридор.

— Антипию предупредили?

— Муру-то? Ну, конечно, Васенька! Насморк у неё, а когда насморк, обязательно надо горячего съесть и молока выпить! Ну, приходи, приходи!..

Меркурьев принял душ и прикидывал перед зеркалом, бриться или так сойдёт, с одной стороны, лень, а с другой стороны — красавица Лючия, когда в дверь опять постучали.

Он сдёрнул с крючка полотенце, замотался и отворил.

— Здоров, — сказал Стас. — Завтрак сейчас будет.

— А, — удивился Меркурьев.

— Я пароль вай-фая поменял, вот всем новый раздаю. — И сунул Василию Васильевичу бумажку.

Тот посмотрел и развеселился. На бумажке было написано: «pig31415».

— Хороший пароль, — сказал Меркурьев. — Смешной.

Стас пожал плечами.

— Пароль как пароль. Так положено, чтобы не меньше семи знаков и чтоб обязательно буквы и цифры.

— Я понял, понял, — и Василий Васильевич захлопнул дверь.

Ещё раз посмотрел на бумажку, почесал ею нос и положил на столик.

Он натянул брюки с карманами, ещё раз посмотрел на себя в зеркало и решил всё же побриться — Лючия перевесила. Когда он намылил щёки и занёс руку с бритвой, в дверь постучали.

— Да что такое-то?!

Василий Васильевич швырнул бритву в раковину, большими шагами протопал к двери и распахнул её.

— Так я и знал, что твоя последняя, — с порога объявил Саня. — Оно по-другому и не бывает! Дай пройти-то!

Василий Васильевич посторонился.

— Весь дом на фиг обошёл, и твоя последняя, как специально! — сокрушался Саня, выставляя на стол бутылку и два стакана. — Ты обещал со мной чокнуться за Ванюшку! А откуда я знаю, в какой ты камере!..

— Ты бы спросил, — Меркурьев посмотрел на бутылку со стаканами и опять почувствовал головокружение и неприятное шевеление в желудке. — Тебе бы сказали.

— Да я бы спросил, только не у кого! Все по норам сидят, как кроты! Одна какая-то мне говорит — идите вон, я не одета! И обозвала ещё.

— Как обозвала-то? — осведомился Василий Васильевич. — Нецензурно?

Саня пожал плечами. Из бутылки он разлил жидкость по стаканам — в один только капнул, а в другой — до краёв.

— Не, вроде цензурно. — Он вздохнул и взялся за стакан. — Мужлан, говорит! Это цензурно, нет?

— Это даже культурно, — пробормотал Василий Васильевич.

— Ну, бери посуду-то!..

— Да погоди ты, дай я добреюсь!

— Сколько можно годить?! Горит всё!

— Дотла не сгорит, — сказал бесчувственный Меркурьев, вернулся в ванную, взялся за бритву и крикнул: — Будут стучать, открывай!.. Спрашивай, что надо!..

— Чего?!

Меркурьев пустил воду и долго и тщательно брился.

Когда он вышел, Саня, сгорбившись, сидел в кресле и смотрел в открытое окно на море, над которым поднимался туман. Нетронутый стакан так и стоял на столе. Василий Васильевич даже удивился.

— Ну чего? Можно уже? — обернулся Саня.

— Можно, — разрешил Меркурьев и взял тот, в котором была капля.

— За упокой Ванюшкиной души, — произнёс Саня с торжественной горечью. — Пусть земля ему, как говорится… Не чокаясь.

И в несколько глотков вытянул весь стакан.