Призрак кургана

– Не знаю… в Советском Союзе беспокойные были времена, а сталинская паранойя с каждым годом только нарастала, так что… все могло случиться… А как, ты думаешь, сложилось у мальчишки? У Арона?

Ион молча пожал плечами.

Герлоф подождал и сам ответил на вопрос:

– Во всяком случае, шофером у Аль-Капоне он не работал.

Разгар лета

Не скажу, чтобы жизнь была хороша,

Жизнь скорее скверна и недужна…
Но и так не скажу – не лежит душа,
Мне не так уж и много нужно:
Ава простых инструмента: угольник и нож, –
Чтоб измерить, что можно измерить,
И отрезать кусок, что отменно хорош,
От плохого. И в это поверить.
Я, конечно, весь мир переделать не прочь,
Но на это не хватит мочи,
Так уж пусть остальное измерит ночь
И кромсают демоны ночи.

Леннарт Шёгрен

Земля обетованная, октябрь 1934

Сапоги прохудились, ноги все время мокрые. Арон стоит по щиколотку в глине перед цепью бараков на опушке ельника.

– Зачем ты меня сюда привез? Ты же собирался в Америку!

– Я сказал только, что мы поедем в Новую страну. И мы здесь. На востоке. На востоке всходит солнце. Восток… страна солнца и изобилия.

Арон молчит. Из всего этого изобилия ему достался ломоть черного хлеба на завтрак. Один ломоть. Он огляделся – серые бараки и непролазная грязь на дорогах.

– Америка – никакая не земля обетованная, Арон, – продолжил лекцию Свен. – Это царство зла. На чернокожих и бедняков там охотятся, как на бешеных собак. Их вешают на деревьях, а богатые упражняются в стрельбе по живым мишеням. Ты и в самом деле хочешь в Америку? Повисеть на дереве?

Арон молчит.

– Ясное дело. Не хочешь. По тебе вижу – не хочешь. Ты хочешь остаться здесь, где все работают дружно, бок о бок.

– Я хочу домой, – тихо говорит Арон. – Ломой. В Рёдторп. Я ведь написал матери, что мы вернемся.

– Она этого не знает.

– Она знает…

– Она ничего не знает. – Свен, прихрамывая, отошел в сторону. – Я не послал письмо… и мы все равно не можем сейчас уехать. У нас нет денег. Но, конечно, мы вернемся. Только попозже.

Арон слышит эти пустые обещания уже три года. Куда подевался его отчим – сильный, гордый шведский рабочий? Жалкий неудачник.

Арон по-прежнему ходит на курсы ликбеза. У него русский учитель, товарищ Ковалев. Арон говорит по-русски гораздо лучше Свена. Он, в случае чего, может блеснуть фразами вроде:

«Товарищи, после победы всемирной революции столы будут ломиться от еды».

Или:

«Не привязывайтесь к вашей собственности, товарищи, частная собственность – источник всего зла и всей несправедливости на земле».

Или еще проще:

«Лолой частную собственность!»

Но лучше всего он освоил русские ругательства.

Все вокруг говорят только о еде, и Арон тоже. Ему снится соленая жареная свекла, копченый угорь. Свинина. Мелко порубленная свинина, тертый картофель. Свинина и тертый картофель – какие клецки готовила мать! Горячие, душистые…

Только о еде. Все время только о еде. Ходят слухи – в стране голод. Утром за работой он передает эту новость Свену:

– Народ голодает. Люди мрут прямо на улицах.

Свен выпрямился:

– О чем ты?

– Люди говорят. Голод.

– Где?

– На юге. В Крайне. – Арон вытер нос рукавицей.

– На Украине, – поправил Свен.

– Ладно… пусть будет на Украине. Там земля плодородная, еды должно быть завались. Но, говорят, все забрали солдаты.

– Какие еще солдаты? Солдаты тут ни при чем. – Свен с силой всадил лопату в глину. – Кулаки! Зажиточные крестьяне прячут еду от народа. И жрут по ночам.

– И коровы все подохли, – продолжает Арон. – Там люди чуть ли не собственных детей едят.

– Слушай больше всякие сплетни! Я лучше расскажу тебе про Сталина. Про капитана этого огромного корабля, плывущего в светлое будущее. Иосиф Сталин. – Свен поднял голову и посмотрел в холодную блеклую голубизну осеннего неба, будто рассчитывал увидеть там либо вождя, либо капитана. – Двадцать лет назад Сталин возглавил борьбу против тогдашней власти. Против царя и его приспешников. И вот как-то его схватили и приказали прогнать сквозь строй. Он должен был пройти сквозь строй солдат, а у тех были палки. И знаешь, что сделал Сталин?

Арон покачал головой.

– Удрал? – предположил он.

– Удерешь от них! Он взял в рот соломинку и подошел к строю. И пошел. Сталин не бежал сквозь строй. Он шел. Он шел так, будто прогуливался по лужайке. И когда он остановился в конце строя, вся спина его была в крови, а на соломинке даже следа зубов не осталось. И потом он все равно победил. Понял?