Наступает тишина. Да, конечно, все помнят, как погиб товарищ Киров. Полтора года назад. Секретарь ленинградской парторганизации, замечательный человек. Популярен, говорят, был очень, почти как сам товарищ Сталин. И его прямо в коридорах Смольного застрелил какой-то сумасшедший.
– Руководит всей этой нечистью не кто иной, как предатель Троцкий. Дергает ниточки из-за границы.
Троцкий… Арон смутно припоминает: кто-то ему говорил, что когда-то Сталин и Троцкий были лучшими друзьями. Соврал, должно быть.
– Но мы с ними разберемся. – Беридзе впервые улыбнулся. – На днях прибывает поезд с группой прожженных троцкистов. Они будут жить в отдельном бараке.
Герлоф
Он позировал, опершись на трость. Затвор щелкал и щелкал. Герлофу было немного не по себе от этой фотосессии на кладбище, но это была его идея. Никто его не заставлял. Только для пользы дела, уговаривал он себя.
Только чтобы как-то выманить Арона Фреда.
Он поднял глаза. Фотографировал не кто иной, как ветеран Бенгт Нюберг, корреспондент местной газеты. Он писал обо всем, что происходило на севере Эланда.
– Я читал твою заметку о желудочном гриппе, – сказал Герлоф.
– В «Эландике», да. – Бенгт был явно доволен, что кто-то читает его заметки. – Они хотели бы спустить эту историю под сурдинку, но не на того напали. Больше сотни случаев! Только представь – такая куча людей одновременно блюет и дрищет… Подумай только – канализация забилась!
– А сам-то ты не заболел?
– Нет… к тому же эпидемия какая-то странная. Ограниченный очаг – и больше нигде. Думаю, дело в их водопроводе. Какой-нибудь микроб или паразит, шут их разберет. Я не пью воду из-под крана.
– Ой… – Герлоф горестно покачал головой. – И надо же, в разгар сезона…
– Ла… Клоссам не позавидуешь. А остальные руки потирают – довольно много людей из «Эландика» сбежало в другие места.
Разговор увял. Герлоф огляделся – заботливо постриженная трава, ровные ряды каменных надгробий. За семьдесят лет их заметно прибавилось. И жена Герлофа, и многие, многие родственники – все тут.
Надо, наконец, объяснить Бенгту ради чего он все это затеял.
– Вот здесь где-то это и случилось, – сказал он. – Не могу сказать точно где именно, помню только, что поблизости от кладбищенской стены.
Нюберг пощелкал затвором – Герлоф театрально указывает палкой в неизвестном направлении.
– А что это была за могила?
– Точно сказать не могу… я много могил копал тем летом. Но где-то здесь…
Он, разумеется, врет. Ему не хочется, чтобы фамилия «Клосс» упоминалась в газете. Кенту это вряд ли понравится.
– Но стук этот я даже сейчас слышу, – продолжил Герлоф. – Три раза, потом еще три. И звучно так. Мы, конечно, сразу разгребли, что успели накидать, вытащили гроб и позвонили доктору Блуму. Прикатил на своем велосипеде, посмотрел на покойника. Ничего, говорит, сделать не могу.
– Но он был мертв? Этот… в гробу?
– Мертвее некуда.
Лень был такой же жаркий и солнечный, как тогда, и Герлофа окатило странное чувство – будто и не было этих лет, будто и не прошла вся жизнь, будто все здесь так и стоят в недоумении – священник, врач, братья Клосс и могильщик Бенгтссон чуть позади. И Арон Фред в сторонке.
Нюберг сделал еще один снимок, черкнул что-то в блокноте и бросил на Герлофа довольный взгляд.
– Леденящая душу история, – сказал он. – Загадка года.
– Напишешь?
– Ла… не все, конечно, что ты нарассказывал. Один снимок и короткий текст. В верстке всегда найдется пустое место.
– И когда?
– Не могу сказать. Завтра, если повезет. Коммунальное управление только-только вернулось из отпуска, так что дефицита в новостях нет. И все прочее… сам знаешь.
Герлоф понял, что имеет в виду репортер – две смерти на прошлой неделе. Эйнар Балл и Петер Майер. А вышедшее из отпуска «коммунальное управление» – один человек. Леннарт Ноль.
– И напиши что-нибудь вроде: «Герлофу очень хотелось бы повидаться с кем-то из свидетелей того случая».
– Свидетелей?
– Ну да. Вдруг кто-то знает, почему покойнику вздумалось стучать в крышку гроба.
Бенгт кивнул. Не стал спрашивать, какие могут быть свидетели через семьдесят лет, если сам Герлоф тогда был мальчишкой.
Они расстались у ворот кладбища. На прощание Бенгт поделился пришедшей ему в голову рубрикой:
ГЕРЛОФ ВСЕ ЕЩЕ СЛЫШИТ СТУК В МОГИЛЕ.
Для журналиста сенсация – хлеб насущный. Они даже и думают сенсациями.
Но когда Герлоф двумя днями позже открыл газету, остался доволен. Статейка была на видном месте и наверняка многими прочитана. Свидетели… конечно же никого нет в живых, кроме него.
Кроме него и, возможно, Арона Фреда.
Лиза
Живот успокоился, и жить стало веселей – на следующее утро Лиза чувствовала себя совсем здоровой и с утра пошла на пляж. Камни на берегу уже успели нагреться, идти было легко и приятно. Она пробежала по мосткам до самого конца и прыгнула в воду – решительно, ни на секунду не задержавшись. Вода теплая, больше двадцати, песок на дне мягкий. Все в порядке. Можно расслабиться.
Она плавала довольно долго, пока мостки не оккупировали детишки из школы плавания. Вышла на берег, вернулась, не обтираясь, в кемпинг и остановилась как вкопанная.