Призрак кургана

Теперь у него теплая, хоть и старая, армейская шинель и керзачи – новенькие, с иголочки. К морозам обещали выдать валенки. И жратва совсем другая.

А работа… ну что ж, работа есть работа. И враги есть враги.

На ужин принесли щи из тушенки и котелок горячей картошки. Арон ел с аппетитом, но к положенной охранникам водке даже не прикоснулся – как всегда, отдал свою пайку другим. Это сделало его популярным, но за популярностью он всегда угадывал подозрительность – почему это не пьет? Наверняка шепчутся между собой – не стукач ли?..

На следующий день его вызвали к начальнику лагеря. Там было еще двое. Одного из них он знал – секретарь партячейки лагеря Григоренко. Другой – молодой, высокий, в тщательно отглаженной энкавэдэшной форме, с тонкими, даже красивыми чертами лица. Большая звезда на рукаве – майор НКВД. Сидит за столом и листает какие-то бумаги.

– Шевченко? – спрашивает Григоренко.

– Так точно, товарищ секретарь!

– Владимир… э-э-э… Николаевич?

– Так точно, товарищ секретарь.

– А почему «товарищ»? – Майор НКВД оторвался от бумаг и внимательно посмотрел на Арона. – Вы же, если я не ошибаюсь, осужденный?

– Так точно, гражданин начальник!

В животе начал расти ледяной ком. Наверное, узнали. Вытрясли из Полынина, как было дело.

– За что отбываете срок?

– Хлеб украл, товарищ майор. Голод был. Полбуханки. Сестра голодала.

Молодой майор перевернул страницу.

– Так… по статье «хищение социалистической собственности». Полбуханки хлеба… Капитан! – вдруг обратился он к Беридзе. – Что бы ты сделал, если бы у тебя сестра голодала?

Беридзе посмотрел на начальство красивыми, овальными, как маслины, глазами и поцокал языком. Арон ясно почувствовал, что капитан изо всех сил старается угадать правильный ответ.

– Я бы… я бы всю буханку взял, товарищ майор! Сестра голодает, это как мужчина может допустить? Я бы две взял!

Майор слегка улыбнулся и покачал головой:

– Много еще перегибщиков… вот уж воистину: заставь дурака богу молиться… Товарищ Сталин так и написал в «Правде» – «Головокружение от успехов».

Он резко захлопнул акт Арона… Нет, Владимира Николаевича Шевченко.

– Ну вот что, Влад… так тебя, кажется, кличут? – Он критически осмотрел потертую шинель, задержал взгляд на древней, кое-где обмотанной изолентой винтовке. Но ствол и затворная часть сияли ярким, грозным глянцем. – Много хорошего про тебя слышал. – Фамильярное «ты» почему-то сразу успокоило Арона. – Сомнения не грызут?

– Никогда, гражданин майор.

– Всегда на страже интересов родины? – Майор произнес эти слова с откровенно притворным энтузиазмом. – Хорошо работаешь… а как отдыхаешь? Спишь нормально?

– Без задних ног! – щегольнул Арон недавно услышанным русским выражением.

Офицер кивнул. Наступило молчание – никто не решался заполнить паузу.

– И как тебе здесь, на севере, товарищ Шевченко?

Влад понял, что майор имеет на него какие-то виды, и решил сказать правду:

– Не особенно, гражданин начальник. Уж очень холодно.

Майор опять кивнул:

– Та-ак… можешь завязывать с этим «гражданин начальник». Считай себя досрочно освобожденным, а поражения в правах в приговоре нет. Мы все товарищи… И вот что я тебе скажу: народный комиссариат нуждается в людях. В настоящих солдатах, в людях с чистым сердцем и твердой рукой…. – Он почему-то поморщился и закончил фразу: – И непьющих к тому же.

– Ничего, кроме воды, не пью, граж… товарищ майор.

– Товарищ Шевченко… – Энкавэдэшник повернулся к Беридзе. – Лато, дашь ему рекомендацию в партию?

– Конечно. Такой работник… обязательно дам. Ему в партии самое место. Такой работник! – Беридзе даже прищелкнул языком.

– Моя будет вторая. Василь Тарасыч, – обратился он к Григоренко. – К завтрему подготовь партбилет. Мы тебя, Владимир Николаевич, принимаем в партию. Надеюсь, ты сознаешь, какая на тебя ложится ответственность.

Влад молча кивнул. Ему трудно было говорить.

– И вот еще что… ты знаешь, что такое черная работа!

– Вообще-то, знаю… – Тут Влад понял, что майор имеет в виду что-то еще, и поправился: – Никак нет, товарищ майор.

– Секретное задание в Ленинграде. Работа тяжелая, в основном ночная. Мы продолжаем борьбу с врагами. Борьбу за выживание нашей молодой Республики Советов.

Арон невольно выпрямился.

Ленинград! В Ленинграде есть порт, а оттуда идут корабли в Швецию.

Черная работа? После всех этих лет он знал, что чернее, чем здесь, в лагере, работы просто не бывает. Просто не может быть.

Герлоф

Субботний вечер. После дневной жары голова такая, будто он ее отсидел. Отдыхающие тоже как вареные. Немилосердное солнце выжигает всю энергию, и не только из людей. Из природы тоже. Трава желтеет прямо на глазах.

Он уже открыл дверь спальни, собрался ложиться, как вдруг задребезжал телефон. Кому это пришло в голову названивать в такой поздний час?

Внуки уже спят, трубку взять некому. Герлоф смалодушничал, выждал несколько мгновений – а вдруг кто-то еще не спит? – но не дождался и поплелся в прихожую.

– Лавидссон, – сказал он тихо.

Ему ответила тишина. Слуховой аппарат все еще сидел в ухе, так что не слышать он не мог.

– Алло?

Молчание.