Призрак кургана

Ему не надо было ничего говорить – он молча пошел к каменной лестнице. Кент шел сзади и освещал дорогу.

Они спустились вниз. Юнас свернул к двери бункера.

На ней висел тяжелый ржавый замок.

– Вот здесь.

– Прямо здесь? На ступеньке?

Юнас покачал головой:

– Нет. Не на ступеньке. Бункер был открыт.

Кент посветил на дверь, потом на замок.

– Значит, у кого-то есть ключ, – пробормотал он. – Если замок не сменили…

Он подергал за скобу.

– У кого-то есть ключ… – повторил он.

– Там кто-то и был, – поспешил подтвердить Юнас. – Звуки были такие, что вроде там копают.

– Копают? Там, внутри… копают?

Юнас опять кивнул. Почему он всегда кивает, когда разговаривает с дядей Кентом?

– О'кей, Ю-Ко, – сказал Кент. – Все хорошо. Пошли домой.

Он повернулся и уверенно зашагал к лестнице. Пистолет торчал из-за пояса. Судя по всему, он даже не сомневался, что оружие теперь принадлежит ему.

Возвращенец

Ему приснился все тот же кошмар: он ползет в узкую щель под рухнувшей стеной.

– Лезь! – рычит Свен, обливаясь потом. – Лезь и возьми деньги. Это мои деньги!

Арон ползет по холодной земле, стараясь не зацепиться за торчащие отовсюду гвозди. Он уже поцарапал лоб, но даже не заметил – надо ползти дальше.

Под упавшей стеной лежит Эдвард Клосс. Его настоящий отец. Он не шевелится – толстое пыльное бревно прижало его к полу. Глаза закрыты. Арон дотягивается до брюк. В кармане что-то твердое – тяжелая деревянная табакерка для снюса. Он держит ее в руке и нащупывает в другом кармане толстый бумажник.

И вдруг покойник ожил. Открыл глаза, что-то простонал и неожиданно цепко схватил Арона за руку. Мальчика охватила паника. Он что есть силы ударил Эдварда табакеркой в висок. Потом еще и еще.

Эдвард затих. Хватка ослабела, рука бессильно упала. Но остановившиеся глаза продолжают в упор смотреть на Арона.

Он вздрогнул и проснулся.

Свена с ним не было. Он один.

Рассветное солнце уже прогрело машину, но его все равно знобило. Он слишком много помнил.

Его бунгало засветилось. Он успел только схватить рюкзак. Ничего больше. Обувь, одежда, одна из винтовок – все осталось там. И табакерка теперь у Клосса.

Вернуться невозможно. Спать в машине он уже не в состоянии – суставы ни к черту. И если это его последняя неделя на острове, он должен отдохнуть. Он поставил себе этот срок давно и воспринимал его как нечто само собой разумеющееся: последняя неделя. Но надо отдохнуть. Надо выспаться. Но где?

Найти новое убежище.

В Стенвике или поблизости.

Семь часов утра. Начинается очередной летний день. Все чаще и чаще, с воем и грохотом, проносятся грузовые фуры.

Он повернул ключ зажигания и выехал с парковки. Пока он в бегах, но это ненадолго. Попытка к бегству, вспомнилась знакомая фраза.

Земля обетованная, май 1937

Прошло шесть долгих лет, и он вернулся в Ленинград. Уже не Арон, а Владимир Николаевич Шевченко. Совсем недалеко залив огромного моря, а в заливе порт. Порт, где они, он и Свен, когда-то покинули борт «Кастельхольма», полные надежд и ожиданий.

Тогда они жили в какой-никакой, но гостинице. Сейчас его разместили в общежитии НКВД, но поставили в очередь на жилье. Обещали комнату в коммунальной квартире.

Солдат невидимого фронта Владимир Шевченко.

На память о долгих, едва не стоивших ему жизни годах на канале и лесоповале в Сибири осталось не так много. Партийный билет, несколько новых шрамов да испорченная укусами вшей, клопов и комаров кожа. И новое имя. Швед затаился где-то в глубине сознания и почти не напоминал о своем существовании. На работу ежедневно является Влад.

Город очень красив, хотя фасады огромных, богато украшенных ломов давно надо было бы привести в порядок – повсюду грязь и облупившаяся штукатурка.

Его рабочее место не отличается аристократической роскошью, хотя тоже впечатляет. Кресты. Пятиэтажное кирпичное здание, окруженное четырехметровой стеной, выстроено в виде креста, оттуда и название. На каждом этаже длинные гулкие коридоры, а по сторонам двери камер. Сотни, а может, и тысячи заключенных, по пятнадцать – двадцать человек в рассчитанных на четверых камерах. Повсюду звукоизоляция, так что, если заключенному нужна какая-то помощь, он должен истошно кричать, иначе надзиратели его не услышат.

В подвале тоже звукоизоляция. Здесь двери еще толще, пахнет кровью, потом и карболкой. Этот запах – запах карболки – будет преследовать его всю жизнь.

Почти все его новые товарищи по работе – высокие, элегантные, довольно молодые люди в новых, с иголочки, темно-зеленых энкавэдэшных мундирах. Они с усмешкой и шепотками посматривают на его старую шинель и стертые сапоги. Наверное, считают леревенщиной.

– Заходи, товарищ Шевченко.

Его новый начальник, капитан Рузаев, предлагает ему стакан чая в граненом стакане с подстаканником и кусок черного хлеба с ломтем очень вкусной колбасы, которую здесь называют странным словом «евинокопченая». Свиньи, что ли, ее коптили? Но он такого не ел, только слышал название, и, пока капитан просматривает его документы, Влад успевает разделаться с бутербродом и осмотреться в служебном кабинете Рузаев а.