Призрак Мими

Кваме был на своем обычном месте – у светофора на подъезде к кладбищу. Рослый негр за мелкую мзду протирал стекла машин всем желающим. Заприметив издалека щедрого клиента, он заторопился к «мерседесу» с ведерком в руке. Несмотря на распиравшую его жажду действий, Моррис позволил парню обрызгать стекло и хорошенько поработать губкой. Загорелся зеленый свет, машины впереди и в левом ряду двинулись. Кваме старался вовсю, счищая налипшие соринки. Сзади начали сигналить, Моррис не шевелился. Гудки слились в хор. Вечно этим итальянцам не терпится! Кваме встретился с ним глазами сквозь засиявшее ветровое стекло. Как и в прошлые два раза, на лоснящемся черном лице Моррису почудилась смутная тень страдания. Он опустил окно, но вместо того чтобы протянуть, как обычно, тысячу лир, поманил Кваме внутрь. Потом выждал с полминуты, пока загорится желтый свет, и только тут тронулся с места. Нечего было этой публике так суетиться.

Имя (или, может быть, фамилию) африканца Моррис узнал в полицейском участке, когда помогал ему писать прошение о выдаче вида на жительство. Потом они встречались пару раз на оживленной объездной дороге у кладбища, где Кваме с десятком себе подобных коротал ночи в пустующих стенных нишах. И сейчас, стоило Моррису помахать рукой, как негр, не говоря ни слова, опустил ведерко на тротуар и полез в машину с широченной улыбкой на лице. Он вообще не задавал лишних вопросов. Точь-в-точь как Петр, который закидывал свои сети, когда его призвал Иисус. Морриса впечатлило, даже растрогало такое доверие, но в то же время он был заинтригован – до чего просто живется этому человеку. Как бы сам он ни ценил изящество, но уж снобом его не назовешь. Гений Морриса помог угадать незаурядную натуру в простодушном Кваме, как до этого он открыл высшую пробу в обносившемся Форбсе, а еще раньше – потрясающий букет красоты, добра и чувственности в таком совершенно выморочном создании, как Массимина.

Они молча доехали до центра по забитому шоссе. Там у Морриса наконец-то получилось то, к чему он так долго стремился: втиснуться на последний клочок свободного пространства на стоянке у Пьяцца-Бра. И вновь рука судьбы показалась восхитительной. Стоит ему приняться за дело – и события, слегка поупрямившись для вида, в конце концов поворачивают куда надо. Тут же появляется Форбс, готовый взять на себя заботы об общежитии. Следом – заброшенный дом за сходную плату и Кваме со своей кладбищенской компанией. А в точке переплетения всех нитей, которые Моррис связывает воедино, – колоссальный заказ от «Доруэйз». В этом они окончательно разберутся вместе с Массиминой. Уж ей-то с того света должны быть внятны все замыслы провидения. Возможно, она сумеет объяснить даже то, что кажется сейчас единственной помехой: злосчастный брак с Паолой. Может быть, это что-то вроде наказания, – каждодневное унизительное напоминание о зле, которое он совершил? Погруженный в свои мысли, Моррис отвел Кваме в магазин, где купил ему ботинки, джинсы, свитер и плащ.

Негр принял подарок совершенно естественно, не выказав ни телячьего восторга, ни равнодушия. Рослый и пышущий здоровьем, невзирая на долгие часы в холоде и сырости, среди ядовитых выхлопов, на ночевки в стылых каменных нишах с одним одеялом, он стоял в новой одежде у полированной стойки уличного бара и невозмутимо потягивал пиво, заказанное Моррисом.

– Много здесь ваших? – спросил тот по-английски. Забавно было ловить возмущенные взгляды завсегдатаев, не привыкших встречать здесь черных.

– Десять, одиннадцать, двенадцать, – пожал плечами Кваме с беззаботной улыбкой. – Зависит от погоды, от полиции.

– И все приличные ребята?

Толстая черная губа с нежно-розовой изнанкой выразительно вытянулась вперед: откуда, мол, мне знать?

– Можно на них положиться? – не отставал Моррис, угощаясь солеными орешками.

Снова выпяченная губа, потом быстрый проблеск усмешки, в темных глазах – та самая волнующая смесь сдержанности и боли. А он сантиметров на двадцать выше меня, прикинул Моррис. И до чего же черен…

– Я интересуюсь, потому что намерен предложить вам работу. И жилье.