Призрак Небесного Иерусалима

– Конечно-конечно, – Ирина Георгиевна, склонив голову, смотрела на нее, и Маша вдруг заметила, что глаза у той заплаканные. – Как ты сама? Держишься?

– Держусь. – Маша почувствовала вдруг, как слезы подступают к глазам.

– Ну-ну, ну-ну, – Ирина Георгиевна погладила ее по плечу. – Ник Ник очень тобой гордится, знаешь? Считает, что у тебя, как у Федора, – чутье. Дар, если хочешь… – Маша не выдержала: задыхаясь, она пыталась еще что-то сказать, объяснить свои внезапные слезы, но та только гладила ее по спине и шептала: – Ничего-ничего…

И было что-то абсурдное в том, что у нее получилось наконец выплакаться, но не на плече у матери и не на груди у Иннокентия или Андрея. А вот рядом с малознакомой ей, в общем-то, женой Ник Ника, которую она уже и не видела лет десять как. Наконец она вытерла глаза и высморкалась в протянутый ей кружевной платок.

– Вы меня извините, Ирина Георгиевна, я очень устала.

– Конечно-конечно, – повторила жена Ник Ника, спрятав платок в сумочку, и Маша вдруг увидела синяк у нее на руке. Ирина поспешно оправила платье. – Ну, Машенька, я пойду – навещу твою маму. Ты приходи к нам в гости, хорошо?

И она встала и пошла тяжелой, совсем не соответствующей худой ее фигуре походкой в глубь коридора – к маминой палате.

А Маша решила, как ей и посоветовали, «погулять», дождаться, пока мать проснется: чтобы увидеть, сказать ей что-нибудь малозначимое, поцеловать… А потом наконец поехать на Петровку, куда ее тянуло неодолимо, как наркомана за дозой.

Но планам ее не суждено было сбыться: уже на крыльце клиники она увидела направляющегося к ней быстрым шагом Андрея, и сердце замерло от плохого предчувствия. Такого плохого, что она остановилась, не желая сделать и шага к нему навстречу, а, напротив, мечтая, чтобы он шел к ней как можно медленнее: какие бы ни были новости, которые он намеревался сообщить, она знала – она будет счастливее в последние секунды перед тем, как он откроет рот.

– Поклонная гора? – переспросила она, когда он рассказал ей про последний труп.

– Да, – кивнул он. – Аналог Поклонной горы в Иерусалиме. Место, где традиционно останавливались пилигримы перед вхождением в Святой город, чтобы помолиться – поклониться, и…

– Я знаю, что такое Поклонная гора, – перебила его Маша. – Мытарство?

Это было уже перекличкой: пароль – отзыв. Место? Номер? Андрей ее понял.

– Девятнадцатое. Ересь. Отступничество от православного исповедания веры.

– Кто? – шепотом спросила Маша.

– Маша, – начал Андрей. – Мне очень жаль…

Но она уже не услышала имени, провалившись в гулкую пустоту забытья.

Забытья, где уже блуждала со вчерашнего дня ее мать.

Андрей

Андрей едва успел подхватить Машу: она лежала бледная, с закатившимися глазами.

– Эй! Кто-нибудь! – закричал Андрей в сторону клиники, а потом, не дожидаясь санитаров, взял ее на руки. Из приемной к нему уже спешили с носилками, он что-то путано говорил, что у больной тут лежит мать, тыкал своими корочками. Объяснял, что мать – подруга Надежды Витальевны – имя Натальиной подруги выскочило пинг-понговым мячиком из памяти, хотя Маша упоминула его вчера лишь однажды, когда описывала свой день. Слава богу, Надежда спустилась, охнув, мгновенно схватила Машину руку, побила ее по щекам, потребовала нашатырь. Андрей стоял, бессмысленно таращась, рядом, чувствуя себя беспомощно, мучаясь стыдом, как дамы к сорока – мигренью: так привычно.

Маша пришла в себя, застонала, он шел рядом с носилками, которые два дюжих молодца уже завозили в огромный лифт.

– Что со мной? – беззвучно спросила Маша, а Надежда ответила:

– Обморок. Естественно при твоем нервном напряжении. У мамы есть вторая койка в палате. Туда мы тебя и положим на денек – отлежаться.

Андрей сглотнул, сжал Машину руку и почувствовал легкое пожатие в ответ.

– Я приеду после обеда, – сказал он хриплым голосом и откашлялся. – Что тебе привезти?

– Ничего. – Маша закрыла глаза. – Ничего не надо.

– У Маши погиб лучший друг, – сказал он Надежде, когда они вышли из палаты.

– Господи! – Она прикрыла в ужасе рот рукой. – Значит, это не совпадение?

– Нет, – мотнул головой Андрей. – Это уже третье убийство рядом с ней. Думаю… думаю, ей сейчас очень тяжело. Она будет обвинять себя в смерти друга, и…

– Но ведь это полный бред! – возмутилась Надежда Витальевна.

Андрей улыбнулся жалкой улыбкой, кивнул и, коротко попрощавшись, вышел из клиники.

* * *

Его не отпускала мысль, простая, как три копейки. Она со вчерашнего вечера не давала ему покоя: Андрею нужен был день, чтобы все проверить. Или хотя бы полдня, в течение которого его просто оставят в покое. Он раздал задания всем членам следственной группы по Мытарю: кому поехать в войсковые части, где погибли солдаты, кому опрашивать свидетелей по кострищу в Парке Победы, кому копать в ближнем кругу губернаторши…