Призрак оперы или любовь художницы (СИ)

— Нечаянно услышала, как Кристина разговаривала с тобой, когда виконт уходил.

— Ясно. А ты бы хотела любить, Амели?

Меня словно током шарахнуло, да, снова. При одном слове о любви меня сразу тошнит.

— Любить? — я опустила голову, погружаясь в своё детство, которое было у меня в том мире, и после недолгой паузы я продолжила: — Ты думаешь, я смогу любить? Или, полюбить кого-нибудь? О, Мэг, такой человек, как я, не знает и значения слова «любить», чего уж говорить о самом его действии…

— Но почему же?

— Всё дело в моём детстве… — грустно начала я. — Думаешь, сможет ли полюбить маленькая девочка, брошенная в детдом? — я грустно улыбнулась. — Я… Боюсь мужчин и саму любовь. Боюсь, ведь мой отец бросил меня и маму. Нет, не боюсь… Точнее, презираю. Я презираю всех мужчин на свете, даже если этого и не видно. Мне неприятно находиться рядом с мужчиной. И ты ещё говоришь о любви?

Между нами возникло молчание. Жири отвела свой обеспокоенный взгляд в сторону, сжимая мои ладони. Когда-нибудь, я всё же смогу рассказать причину моего беспокойства насчёт мужчин.

— Прости меня, Амели. Я даже и не думала об этом…

— Всё нормально, Мэг. О, смотри, сколько времени! Думаю, нам уже пора спать, ведь завтра пройдёт премьера «Ганнибала».

— Да, конечно. Спокойной ночи, Амели.

— И тебе того же, Мэг.

***

23:50.

Я дождалась того момента, пока все уснут. Хвала Богам, мадам Жири всех уложила своим нравом в постель и удалилась. Тихими шагами, абсолютно без обуви для большего эффекта, я отправилась в путь. Я прихватила с собой маленькую свечку, ладонь чуть закрывая её от яркого свечения. Так, коридоры, поворот в угол, дальше идти прямо, подняться по парадной лестнице наверх. Очутившись рядом с дверью той самой ложи, я тяжело вздохнула. Волнение побороло мой здравый смысл.

— “«Ложа №5 первого яруса предоставляется в распоряжение Призрака Оперы на все представления»…” — вспомнила я, прежде чем повернуть ручку двери.

Я вошла. Особо здесь ничего не выделялось: маленький столик по середине, по бокам которого стоят лишь четыре кресла; красные бархатные шторы, две колонны по бокам маленького «помещения»; маленький светильничек за шторкой и настенное зеркало. Одно «но» – здесь было до жути темно. Я опустила свою руку, которой загораживала свечение. Всё равно ведь все спят, а тут так темно. Я осмотрела ложу и подошла к парапету ложи. Вроде, это так называется. На неё я уже положила свечку посмотрела вниз. Мне открылся большой зрительный зал, с правой стороны которой хорошо видна сцена. Правда, если смотреть с левой, то можно увидеть одну оркестровую яму, что было не очень удобно. Сама ложа расположена с левой стороны от сцены. Сердце билось, отзываясь звоном в ушах. Я прикрыла глаза и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

— “Красиво очень, хоть и темно…”

— Вам нравится вид отсюда? — раздался голос со стороны колоны.

— “Какой прекрасный голос…”

Я уже начала медленно поворачиваться, открыв свои глаза, как сразу меня остановил тот же мужской баритон:

— Не поворачивайтесь. Я не хочу, чтобы Вы видели меня, мадемуазель.

Я не стала спорить и повернула голову в сторону сцены.

— Вы хотели поговорить со мной, мсье Призрак? — спросила я, сложив руки вместе.

— Да. Мне хочется узнать: где Вы научились так петь? Голос у Вас сильный, но поработать над ним никак не помешает.

— Я люблю петь. Но если у Вас есть предложение поставить меня на сцену, то, простите я отказываюсь. Мне удобно петь только для себя, а не для кого-то другого. Я предпочитаю работать с красками и кистями, нежели разводить руки в стороны, исполняя разного рода песенки.

— Вот как… Жаль. Но, хочу заметить, Ваша работа достойна похвалы. Фон получился оригинальным, даже со своими умениями не смог бы так сделать.

— Вы льстите мне, мсье, — моё лицо сразу преобрело красноватый оттенок, — Я только учусь. А Вы вчера великолепно сыграли на скрипке. Прежде, я ещё не слышала такой искусной игры, — сказала я со всей искренностью в своих словах, — Надеюсь, я смогу ещё услышать что-то в Вашем исполнении.

— Вы тоже мне льстите, мадемуазель, — Призрак пытался держаться на спокойной волне как голосом, так и интонацией, — Думаю, что у вас к завтрашнему дню всё готова, ведь будет петь Кристина, — теперь великий Призрак Оперы чуть смягчил тон, когда проговорил то заветное и любимое имя.

— Почти. Не волнуйтесь, всё будет готово, — чуть приуныв, ответила я, но не подавая этому вид.

Я не сдержалась. И, всё-таки, резко повернулась. Я не знала конкретно в каком месте находился он, из-за чего я опустила голову, глазами упёрвшись в пол.

— Мсье, простите, что я кажусь такой вульгарной, но позвольте я хотя бы узнаю имя столь прекрасного музыканта в Вашем лице? — спросила я, сжав ткань своей длинной кофты, которую я одела на сорочку.

— Боюсь, что не могу Вас просвятить в это, мадемуазель. Но, я могу беседовать с Вами, если Вы не будете против, — баритон не терял своей стойкости и спокойствия.

— Хорошо, я не против. Когда мы сможем встретиться?

— Не беспокойтесь, я дам Вам знать.