Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты

По указанию «голоса» мои успехи оставались тайной для всех, кроме него, матушки Валериус и меня самой. Странно, но за пределами своей гримерной я пела как всегда, и никто ничего не замечал. Я делала все, что велел мне «голос». Он говорил мне: «Нужно подождать, и вы увидите, мы удивим весь Париж!» И я ждала. Я жила будто в каком-то экстатическом сне, где всем распоряжался «голос». Между тем, Рауль, однажды вечером я увидела вас в зале и даже не пыталась скрыть свою радость, вернувшись в свою гримерную. К несчастью, «голос» был уже там и по моему лицу понял, что случилось нечто необычное. Он расспросил меня, и я откровенно рассказала ему о нашем знакомстве, не видя в том ничего неприличного, не скрывая того, какое место вы занимаете в моем сердце. После этого «голос» замолчал, я звала его, он не отвечал; я умоляла, но все было напрасно. Вне себя от огорчения, я испугалась, что он ушел навсегда. Дай-то бог, мой друг! В тот вечер я вернулась домой, утратив надежду. Я бросилась на шею к матушке Валериус, сказав ей, что «голос» ушел и никогда больше не вернется. Она была обеспокоена не меньше меня и начала расспрашивать. Я рассказала все. И она заметила: «Черт побери! Значит, „голос“ ревнив!» Это, друг мой, заставило меня подумать, что я люблю вас.

Кристина прервала свой монолог. Она положила голову на грудь Раулю, и на несколько мгновений они застыли, сжимая друг друга в объятиях. Чувства, одолевавшие их, были столь сильными, что они не увидели или, скорее, не почувствовали, что в нескольких шагах появилась тень, распластав большие черные крылья. Она подбиралась к ним по краю крыши все ближе, ближе, – казалось, еще немного, и она накроет их…

– На следующий день, – продолжила Кристина с глубоким вздохом, – я вернулась в свою гримерную совсем подавленная. «Голос» был там. Ах, мой друг, он говорил со мной так печально! Он прямо заявил мне, что, если я отдам свое сердце кому-либо здесь, на земле, ему останется лишь вернуться на небо. В этих словах сквозила такая человеческая боль, что с того дня я стала сомневаться в себе и вскоре поняла, что оказалась жертвой некоего странного обмана чувств. Но моя вера в то, что чудесное появление «голоса» связано с моим покойным отцом, вовсе не была поколеблена, я боялась только одного – что больше никогда его не услышу. С другой стороны, я поразмыслила о своем чувстве к вам и поняла всю его бессмысленность и даже опасность. Я даже не знала, помните ли вы меня. Как бы там ни было, ваше положение в свете не позволяло мне даже думать о нашем законном браке. Я поклялась «голосу», что для меня вы всего лишь брат и никем другим никогда не станете, что сердце мое свободно от земной любви… Вот причина, объясняющая, почему, мой друг, я опускала глаза, когда на сцене или в коридоре вы пытались привлечь мое внимание, вот почему я не узнавала вас. Все это время уроки, которые давал «голос», проходили в каком-то божественном, неистовом забвении. Никогда прежде я не ощущала так остро всю красоту звуков, и однажды «голос» сказал мне: «Теперь иди, Кристина Даэ, ты можешь дать людям прикоснуться к небесной музыке!»

Как получилось, что в тот вечер гала-концерта Карлотта не явилась в театр? Каким образом меня вызвали заменить ее? Я этого не знаю, но я пела… Пела с необыкновенным подъемом, с такой легкостью, будто у меня выросли крылья; на мгновение мне показалось, что моя пылающая душа покидает тело!

– О Кристина! – произнес Рауль, и его глаза увлажнились при этом воспоминании. – В тот вечер мое сердце трепетало при каждом звуке вашего голоса. Я видел, как слезы струились по вашим бледным щекам, и я плакал вместе с вами. Но как вы могли петь – петь сквозь плач?

– Силы в конце концов покинули меня, – отвечала Кристина, – я закрыла глаза… Когда я вновь их открыла, рядом со мной были вы. Но «голос» тоже был рядом, Рауль! Я испугалась за вас и снова сделала вид, что мы незнакомы, я разразилась смехом, когда вы напомнили мне о том, как подобрали шарф на морском берегу. Но, увы, невозможно было обмануть «голос»! Он сразу узнал вас. Его охватила ревность. Два дня подряд он устраивал мне дикие сцены. «Вы его любите! – восклицал он. – Если бы это было не так, вы бы его не избегали. „Старинный друг“, которому вы пожимаете руку, как всем прочим… – как бы не так! Вы бы не побоялись в таком случае остаться с ним наедине в вашей гримерной. Вы бы не прогнали его, если бы не любили его!» Тогда я резко сказала: «Довольно! Завтра я должна отправиться в Перрос на могилу отца и попрошу господина Рауля де Шаньи сопровождать меня». – «Это ваше право, – ответил он. – Только знайте, что я тоже буду в Перросе, потому что я всегда рядом с вами, Кристина, и, если вы достойны меня, если вы мне не солгали, когда пробьет полночь, я сыграю на могиле вашего отца „Воскрешение Лазаря“ на скрипке покойного».