Первое, что она увидела, выглянув в окно, был катафалк. Погребальная карета и полученное письмо окончательно убедили ее в надвигавшейся опасности. Она вызвала к себе всех до одного своих друзей и вассалов, рассказала им, что нынче вечером, во время спектакля, состоится скандал, организованный против нее Кристиной Даэ, и объявила, что следует дать отпор этой маленькой негоднице и заполнить зал почитателями Карлотты, в которых, слава богу, недостатка не было.
Личный секретарь Ришара, который пришел справиться о здоровье «дивы», вернулся с уверенным ответом, что она чувствует себя отлично и вечером будет петь партию Маргариты, «даже если для этого надо будет встать со смертного одра». А поскольку секретарь от имени шефа порекомендовал ей — причем настоятельно! — поостеречься, не выходить на улицу и беречься сквозняков, Карлотта после его ухода связала эти странные советы с угрозами, содержавшимися в письме.
Было пять часов, когда она получила новое анонимное письмо, написанное тем же почерком, что и предыдущее. Оно было кратким:
«У вас насморк, и если вы благоразумны, вы поймете, что петь сегодня вечером — безумие».
Карлотта посмеялась, пожала роскошными плечами и пропела несколько гамм, что совершенно ее успокоило.
Ее друзья сдержали слово. Они все собрались на спектакль, однако напрасно искали в зале ужасных заговорщиков, с которыми им предстояло сразиться. Если не считать нескольких профанов и добропорядочных буржуа, на честных лицах которых читалось только желание вновь услышать музыку, которая уже давно завоевала их доверие, здесь были только завсегдатаи, чьи элегантные и изысканные манеры отвергали всякое подозрение в недобрых намерениях. Необычным было лишь присутствие Ришара и Моншармена в ложе № 5. Друзья Карлотты решили, что, возможно, господа директора также прослышали о предстоящем скандале и поэтому пришли, чтобы потушить пожар, если только он разгорится, однако мы-то с вами знаем, что они думали лишь о призраке.
Знаменитый баритон Каролюс Фонта только успел бросить первый призыв доктора Фауста к силам ада, как Фирмен Ришар, который сидел в кресле призрака — в правом кресле в первом ряду, — наклонился к своему коллеге и самым беззаботным тоном поинтересовался:
— Тебе ничего не шепнул этот голос?
— Подождем, не будем торопиться, — в тон ему ответил Моншармен. — Спектакль только начался, а ты ведь знаешь, что призрак, как правило, является в середине первого акта.
Первый акт прошел благополучно, что, впрочем, не удивило сторонников Карлотты, потому что в этом акте Маргарита не поет. Что же касается директоров, когда занавес опустился, они обменялись лукавыми улыбками.
— Никого! — сказал Моншармен.
— Да, призрак запаздывает, — согласился Ришар.
— Как бы то ни было, — продолжал Моншармен, — зал неплохо смотрится для проклятого места.
Ришар молча указал на толстую даму вульгарного вида, одетую в черное, которая сидела в самом центре зала в окружении двух мужчин с деревенскими физиономиями в драповых рединготах.
— Это еще что за публика? — удивился Моншармен.
— Это моя консьержка со своим супругом и братом.
— Ты дал им билеты?
— Конечно. Она ни разу не была в Опере — сегодня в первый раз, а поскольку теперь ей придется приходить сюда каждый вечер, я хотел, чтобы она привыкла.
Моншармен не понял, и Ришар объяснил ему, что решил взять свою консьержку, которой он всецело доверял, на место мадам Жири.
— Кстати, насчет мадам Жири, — заметил Моншармен. — Ты знаешь, что она собирается подать на тебя жалобу?
— Кому? Призраку?
Опять этот призрак. Моншармен почти забыл о нем.
Неожиданно дверь ложи распахнулась, и вбежал испуганный режиссер.
— Что такое? — изумленно уставились на него директора, не ожидавшие увидеть его здесь посреди спектакля.
— Простите, но дело в том, что друзья Кристины Даэ устроили заговор против Карлотты. Она в ярости.
Ришар нахмурился, но в этот момент поднялся занавес, и директор досадливо махнул рукой. Когда режиссер удалился, Моншармен наклонился к Ришару.
— Разве у Даэ есть друзья?
— Да, — ответил тот и указал взглядом на первую ложу, в которой сидели только двое.
— Граф де Шаньи?
— Да, и он так настойчиво рекомендовал ее мне, что если бы я не знал, что он покровительствует Сорелли…
— А кто этот юноша рядом с ним?
— Его брат, виконт.
— Ему было бы лучше остаться дома: у него такой больной вид.
Сцена взорвалась веселым пением. Музыкой опьянения. Звоном бокалов.
Студенты, горожане, солдаты, девицы и матросы весело кружились перед кабачком с вывеской, изображавшей Бахуса. Появился Зибель.