— Это подарок! — Она покраснела, безуспешно стараясь скрыть свое замешательство.
— Кристина! Если мужа у вас нет, значит, это кольцо подарил вам человек, который надеется им стать! Зачем обманывать меня? Зачем мучить? Это кольцо — предложение руки и сердца, и вы его приняли!
— И я то же самое говорила ей, — заволновалась старушка.
— А что она вам ответила, мадам?
— То, что сочла нужным! — в отчаянии воскликнула Кристина. — Вам не кажется, сударь, что этот допрос слишком затянулся? Что касается меня…
Рауль, крайне взволнованный, удержался от слов, которые могли привести к окончательному разрыву, и прервал ее:
— Простите меня за такой тон, мадемуазель. Вам хорошо известно, какое чувство вынуждает меня сейчас вмешиваться в дела, которые, разумеется, меня не касаются. Но позвольте мне сказать: все, что я видел, а я видел больше, чем вы можете предположить, Кристина… Или все, что мне привиделось? По правде говоря, в такой ситуации трудно поверить своим глазам…
— Что же вы видели, сударь, или что вам показалось?
— Я видел ваше возбуждение, когда вы слышали тот голос, Кристина! Голос доносился откуда-то из стены или соседнего помещения… Да, я видел это. И это страшит меня. Вы в большой опасности. И мне сдается, что вы сами понимаете это — понимаете всю опасность этого очарования, если сегодня говорите нам, что гения музыки не существует… Но зачем тогда вы пошли за ним? Зачем вы встали с таким сияющим лицом, как будто услышали ангелов? Да, этот голос очень опасен, Кристина, потому что я сам, пока слушал его, был настолько очарован, что даже не понял, каким образом прямо на моих глазах вы исчезли… Ах, Кристина! Кристина! Ради бога, ради вашего отца, который смотрит на вас с небес и который так любил и вас и меня, скажите же нам: кому принадлежит этот голос? И мы спасем вас. Итак, как зовут того человека, Кристина? Того, кто осмелился надеть вам на палец кольцо?
— Господин де Шаньи, — холодно заявила девушка, — вы никогда этого не узнаете.
В этот момент послышался резкий голос матушки Валериус, которая неожиданно вступилась за Кристину:
— Знаете, господин виконт, если она любит того человека, так это вас не касается!
— Увы, мадам, — смиренно, со слезами на глазах ответил Рауль. — Увы! Я знаю, что Кристина любит его. У меня есть все доказательства, но не это приводит меня в отчаяние: просто я не уверен, что человек, которого она любит, достоин этой любви.
— Только мне судить об этом, сударь, — бросила в ответ Кристина, глядя прямо в глаза Раулю негодующим взглядом.
— Когда для того, чтобы соблазнить молодую девушку, используют столь романтические средства… — продолжал Рауль, чувствуя, что силы покидают его.
— То это непременно оттого, что мужчина подлец, а девушка непроходима глупа! — договорила Кристина.
— Кристина!
— Рауль, как вы можете судить о человеке, которого никогда не видели, о котором ничего не знаете?
— Вы ошибаетесь, Кристина. По крайней мере, мне известно его имя, которое вы так желаете скрыть. Вашего ангела музыки, мадемуазель, зовут Эрик!
И Кристина выдала себя… Она сделалась белой, как алтарное покрывало, и пробормотала:
— Кто вам это сказал?
— Вы сами.
— Когда?
— В тот вечер на костюмированном балу. Войдя в свою артистическую, вы произнесли: «Бедный Эрик!» И не знали, что вас слышит бедный Рауль.
— Значит, вы снова подслушивали за дверью, господин де Шаньи!
— Я был вовсе не за дверью! Я был в комнате!.. В вашем будуаре, мадемуазель.
— О, несчастный! — простонала девушка, вложив в этот стон весь свой ужас. — Несчастный! Вы ищете смерти?
— Может быть.
Рауль произнес это «может быть» с такой любовью и с таким отчаянием, что Кристина не смогла сдержать рыданий.
Потом она взяла его руки в свои и посмотрела ему в лицо со всей целомудренной нежностью, на какую была способна, и юноша почувствовал, что его злость проходит.
— Рауль, — сказала она. — Вы должны забыть об этом «голосе» и никогда больше не вспоминать его имя… И не пытайтесь узнать его тайну.
— Значит, здесь есть тайна?
— Ужасная тайна.
Тяжелое молчание повисло над молодыми людьми и разделило их. Рауль был подавлен.
— Поклянитесь, что вы ничего не предпримете, чтобы узнать, — настаивала она. — Поклянитесь, что больше не зайдете в мою артистическую, пока я сама вас не позову.
— Вы даете слово, что позовете меня, Кристина?
— Я вам обещаю.
— Когда же?
— Завтра.
— Тогда я клянусь!
Это были их последние слова в тот день. Он поцеловал ей руку и ушел, проклиная Эрика и обещая себе быть терпеливым.
XII. На чердаке
На другой день они встретились в Опере. На ее пальце по-прежнему блестело золотое колечко. Она была тихой и какой-то умиротворенной. Когда она спросила его о планах на будущее, он рассказал, что полярная экспедиция должна отправиться раньше намеченного срока и что через три недели, самое позднее через месяц, он покинет Францию.