Призрак Оперы

В другой день она привела его в одно из помещений своего дворца, наполненное мишурой, рыцарскими доспехами, копьями, щитами и плюмажами, и, будто полководец на параде, обошла ряды неподвижных, но по-прежнему воинственных призраков, покрытых пылью. Она обращалась к ним с ласковыми словами, она утешала их и обещала, что они еще выйдут на сцену, увидят ослепительные спектакли и услышат восхитительную музыку.

Она делала смотр своей империи иллюзий — огромной, простиравшейся на семнадцати этажах и населенной полчищами персонажей. Она проходила мимо них, как добрая королева, одаряющая милостями своих подданных. Она заходила в пыльные кладовые и мастерские, давала мудрые советы работницам, которые кроили и шили богатые одеяния для героев будущих спектаклей. Жители этой страны были искусны во всем: от сапожного ремесла до ювелирного дела. Все они любили Кристину, так как ей были интересны их горести, маленькие слабости и капризы. Ей были известны глухие уголки, где тайно обитали дряхлые супружеские пары. Она стучала в их двери, знакомила их с Раулем, представляя его как сказочного принца, который просит ее руки, и оба, присев на что придется, слушали бесконечные и причудливые легенды Оперы с таким же вниманием, с каким когда-то, давным-давно в детстве, слушали старые бретонские сказки. Эти старики ничего уже не помнили, кроме того, что касалось Оперы. Они жили здесь, казалось, целую вечность. То и дело сменявшиеся директора и администраторы не подозревали о их существовании, дворцовые перевороты и революции не задевали их, за толстыми стенами театра проходила жизнь, творилась история Франции, а они даже не замечали этого.

Так проходило драгоценное время, когда они были вместе и за своим интересом к внешнему миру пытались спрятать друг от друга и от самих себя то единственное, чем были полны их сердца. Только иногда Кристина, которая обычно вела себя более разумно и казалась сильнее, чем Рауль, неожиданно теряла спокойствие и начинала нервничать. Она то принималась веселиться без всякой причины, то вдруг резко останавливалась и сильно сжимала Раулю руку своей внезапно похолодевшей рукой. При этом глаза ее перебегали с одного на другое, будто следили за ускользавшими таинственными видениями, и потом она куда-то тащила его, смеясь задыхающимся смехом, который часто заканчивался слезами. В такие минуты Раулю хотелось растормошить ее, расспросить обо всем, хотя он обещал не делать этого. Однако, еще не успев задать первый вопрос, он уже слышал ее будто в горячке произнесенные слова:

— Ничего!.. Клянусь вам, ничего нет!

Как-то на сцене, когда они проходили перед открытым люком, Рауль склонился над темной бездной и сказал:

— Вы показали мне верхние этажи своей империи, Кристина, а внизу, где, как говорят, творятся странные вещи, мы еще не были. Может быть, спустимся туда?

Услышав такие слова, она обхватила его руками, будто боялась, что он вот-вот провалится в черную дыру, и с дрожью в голосе прошептала:

— Ни за что! Я вам запрещаю ходить туда! И потом, это не мое. Все, что под землей, принадлежит «ему».

Рауль пристально посмотрел в ее глаза и хрипло спросил:

— Значит, он живет в подземелье?

— Я вам этого не говорила!.. Откуда вы взяли? Знаете, Рауль, иногда мне кажется, что вы сходите с ума. Вечно вам чудится что-то необычайное! Пойдемте отсюда.

И она силой увела его, хотя он никак не хотел уходить от люка, так притягивала его эта бездна.

Вдруг люк со стуком захлопнулся, да так неожиданно — и они не заметили никакой руки, которая могла это сделать, — что оба вздрогнули и застыли на месте, будто оглушенные.

— Это не он? — тихо спросил Рауль.

Она покачала головой, но в ее лице не было никакой уверенности — ничего, кроме озабоченности.

— Нет, нет! Это рабочие, которые следят за люками. Должны же они заниматься чем-нибудь… Они открывают и закрывают их просто так, без всякой причины. Просто, чтобы проводить время, как швейцары у дверей.

— А если это он?

— Да нет же! Нет! Люк закрылся сам по себе. А «он» сейчас работает.

— Вот как? Он работает?

— Да. Не может же он открывать и закрывать люки и в то же время работать. Нам не о чем беспокоиться.

При этом она вздрогнула.

— Над чем же он работает?

— Не знаю, но, по-моему, это что-то ужасное… Когда он над этим работает, он ничего не видит: не ест, не пьет, даже не дышит… Целыми днями и ночами. Как живой труп… и у него нет времени забавляться с люками.

Она снова вздрогнула и немного наклонилась в сторону люка, будто прислушиваясь к чему-то. Рауль молчал. Теперь он опасался, что звук его голоса может спугнуть ее, остановить слабый поток ее первых робких признаний.

Она по-прежнему держала его за руку.

— А если это он… — вздохнула она и тотчас замолчала.

— Вы его боитесь? — нерешительно спросил Рауль.

— Да нет же! Нет! — сердито ответила она.