Призрак Перл-Харбора. Тайная война

Дмитрий прошелся по меню — явно не «мандаринском»: каша из чумизы, тощая, плохо прожаренная утка с блинчиками, рыба, чай с пампушками. Он остановил выбор на рисовой водке, салате и вареной рыбе. Скучающий официант тут же выставил на столик графинчик с маотая — 53-градусной водкой и салат. По-русскому обычаю Дмитрий и Никитин выпили за знакомство. После четвертой рюмки старик захмелел, и его потянуло на воспоминания. Дмитрий в пол-уха слушал, а мыслями находился в Харбине с резидентом Дервишем.

История инженера-путейца Никитина, во многом походившая на судьбы большинства первопроходцев КВЖД, вскоре заинтересовала его. Это был тот счастливый случай для разведчика, когда чужая жизнь могла сделать более правдоподобными пусть даже самые продуманные, но все-таки кабинетные, схему и легенду прикрытия. Память Дмитрия цепко фиксировала детали и события из жизни строителя КВЖД Никитина, которые могли оживить сухой образ представителя компании «Сун Тайхан» в Харбине Извольского.

Лицо старика, согретое теплом прошлых воспоминаний, просветлело. Он снова возвратился к памятному для него 1898 году, когда солнечным майским днем первый отряд русских инженеров-путейцев и строителей на пароходе «Благовещенск» причалил к деревянной пристани маньчжурского селения Харбин. В тот день на опийном поле был забит первый колышек и заложен барак, в котором начала работу контора Русско-китайского банка. На глазах она обрастала складскими ангарами и рабочими бараками. Не прошло и четырех месяцев, как тысячи русских обосновались в «медвежьем углу», и началась грандиозная стройка.

День и ночь у причалов шла разгрузка барж. Прямо с колес материалы поступали на стройучастки, и город рос, как на дрожжах. Через два года на возвышенной части засверкал златоглавыми куполами Свято-Николаевский собор. От него веером разошлись новые улицы и главная из них — прямая, как стрела, — Китайская с величественными зданиями Правления дороги и Железнодорожного собрания.

За четыре с небольшим года русские рабочие с помощью кирки и лопаты соединили Читу с Владивостоком железной дорогой.

Слезы умиления выступали на глазах Никитина, когда он вспоминал шумные балы, которые давало Правление дороги в Железнодорожном собрании, рождественские и крещенские праздники, ломившиеся от изобилия товаров полки в главном торговом доме «И. Чурин и Кº», заваленные пушниной магазины «П. Кузнецов и Кº», веселую суету у ресторанов «Новый свет» и «Тройка».

В Старом и Новом городе, в пригороде Харбина Мадягоу повсюду уверенно звучала русская речь, и по мере того, как дорога продвигалась на юго-восток к твердыне российского флота — крепости Порт-Артур, все прочнее становились власть и влияние России в Северном Китае.

Эту ее величественную поступь приостановила в 1912 году синьхайская революция и окончательно подорвала русская Февральская революция семнадцатого года. Они бесповоротно разрушили особый мир дороги. Здесь лицо Никитина помрачнело, и в его голосе зазвучали печальные нотки.

С началом Гражданской войны в России жизнь в Маньчжурии перевернулась вверх дном. Красные, белые, зеленые, монархисты и социалисты сошлись в безжалостной схватке за власть. Сын Никитина — Александр вступил в отряд атамана Семенова. После очередного набега на станцию Борзя Забайкальской железной дороги, получив тяжелое ранение, он чудом вырвался из окружения и потом долгие месяцы провел на больничной койке. Встав на ноги, в 32-м уехал на заработки в Шанхай, там его следы затерялись. В 34-м дочь Елена вместе с мужем, инженером КВЖД, выехала в СССР. Ее редкие письма служили слабым утешением для старика, доживавшего свой век в одиночестве.

Рассказ Никитина подошел к концу. В ресторане, кроме них, остались двое самых стойких китайцев. Они вели извечный спор между собой и бутылкой. Дмитрий, расплатившись, подхватил под руки обессилевшего от выпитого и воспоминаний старика и повел его в купе. Там для них не нашлось места; десяток пьяных в стельку японцев валялись на полках. Забрав вещи, они провели остаток ночи в купе проводников.

Харбин возник неожиданно. Сквозь сиреневую дымку проступили глинобитные окраины города. Прошло десять минут, и справа промелькнул семафор, возникло монументальное здание вокзала. Поезд плавно замедлил ход и остановился у первой платформы. Пассажиры дружно повалили к выходу. Дмитрий помог Никитину донести чемодан до привокзальной площади и, тепло простившись, поспешил затеряться в толпе. Стараясь не попасться на глаза полицейским, он, не торгуясь, нанял извозчика и коротко бросил:

— На Мостовую!

Старенькая пролетка, прогромыхав по брусчатке площади, скатилась на просторную Китайскую, и лошадь резвой рысью поскакала вперед. В Харбине Дмитрий был впервые и потому с живым интересом присматривался к городу.