Прошло два года. За это время Маркуша раздобрел и превратился в респектабельного Марка Соломоновича, а студия стала бойким местом. В его лице большевики получили «надежную» явочную квартиру и транзитный пункт для хранения нелегальной литературы. Не в накладе оказалась и охранка — Портретист исправно сообщал о появлении новых большевистских эмиссаров, которые затем попадали под колпак негласного наружного наблюдения. Топтунам не приходилось утруждать себя срисовыванием физиономии врагов царя и отечества. Ловкий агент ухищрялся снабжать их первоклассными фотографиями. Также исправно на стол полковника Зубатова ложилась большевистская газета «Искра», а, спустя время, ее курьеры гасились в полицейских засадах.
Так продолжалось до ноября семнадцатого, а потом все пошло прахом. Разъяренные толпы штурмовали жандармские участки и трясли картотеки осведомителей, как крыс ловили и топили в Москве-реке жандармов и околоточных. Замойский, бросив все, бежал в Сибирь под защиту Колчака. Но она оказалась недолговечной; после разгрома войск адмирала он скитался по Монголии и Китаю, пока судьба не свела его с Дулеповым. И все возвратилось на круги своя.
Ясновского он заметил, когда тот переходил улицу. Ротмистр действовал по всем правилам конспирации: перед заходом на явку проверился с хвостом и, надвинув пониже шляпу, нырнул в подъезд, поднялся на этаж и вошел в студию. В этот час в ней было немноголюдно. Помощник Замойского зубоскалил с двумя молоденькими барышнями-китаянками, а пожилая супружеская пара русских листала фотоальбомы, не зная на чем остановить свой выбор.
Замойский встретил ротмистра дежурной улыбкой и предложил подождать в задней комнате. В ней для доверенных клиентов он держал особую коллекцию фотографий — порнографическую. Здесь любители «клубнички» предпочитали втайне наслаждаться этой стороной греховного таланта Марка. Идея такого кабинета принадлежала Дулепову, и он гордился ею. За все годы легенда прикрытия явочной квартиры ни разу не дала сбоя; как красным, так и белым, как воинствующим безбожникам, так и смиренным святошам оказалось не чуждо ничто человеческое — они предпочитали хранить в тайне свою греховную страсть.
Ротмистр сбросил пальто на кресло и прошел в тамбур, чтобы открыть вторую дверь, выходившую во внутренний двор, — через нее на явочную квартиру заходили агенты. Возвратившись, он привычно полез в шкаф, достал бутылку водки с двумя рюмками — закуска, вяленая ветчина, тоже оказалась на месте — и, когда все было готово к приему Тихого, принялся настраиваться на явку.
Разговор предстоял нелегкий. В случае провала задания Тихий рисковал поплатиться головой — советская резидентура беспощадно расправлялась с предателями. За последнее время контрразведка потеряла двух опытных агентов, их тела выловили в Сунгари. Ясновский подыскивал нужные слова, которые бы убедили агента взяться за выполнение опасного задания.
«Награда? — он сразу отмел это предложение. Тихий находится в том возрасте, когда подобные побрякушки уже мало прельщали.
Повышение по службе? Весомый довод, но не для тебя — на карьеру ты давно наплевал…
Деньги? Они, конечно, никогда не помешают, но такому бабнику, как ты, их всегда будет мало…
Новый паспорт и билет в Америку, чтобы выбраться из этой китайской помойки?..
Что еще?»
Ясновский не мог сосредоточиться. На глаза лез чертов альбом. Прохиндей Замойский знал, на чем зацепить мужика, — на седьмой странице находилось фото роскошной блондинки. В ожидании встреч с агентами ротмистр десятки раз перелистывал страницы и каждый раз западал на нее. Пышная грудь, крепкие округлые бедра и завлекательная родинка над пупком пробуждали в нем похотливые желания.
Руки потянулись к альбому, и тишину комнаты нарушил шорох листов. Пикантные позы и сладострастное женское тело разжигали воображение Ясновского. Снисходительная усмешка в глазах красавицы, небрежно наброшенный на бедра прозрачный шарфик еще больше распалили его. Шум во дворе и шаги на лестнице заставили ротмистра встрепенуться. Он поспешно захлопнул альбом.
Дверь скрипнула, серая тень упала на стену, и в комнату проскользнул Тихий. Бывший штабс-капитан, несмотря на годы, сохранил элегантный вид. Костюм от лучшего портного сидел на нем как влитой. Ухоженная бородка а-ля Николай Второй, тонкая ниточка усов — все выдавало в нем аристократа. Поздоровавшись, он быстрым взглядом прошелся по Ясновскому, альбому, снисходительно улыбнулся и с деланной озабоченностью спросил:
— Может, я не вовремя, ротмистр?
Тот уловил скрытый намек и раздраженно буркнул:
— Все шутите, капитан?
— Ну, почему вы такой бука, Вадим?
— Служба такая.
— Плюньте на нее хоть раз и закатитесь к мадам Нарусовой. У нее такие сладкие девочки, после них на жену месяц смотреть не будешь.
— Кончайте ерничать, капитан, в вашем возрасте пора думать о высоком.
— О высоком? А где оно? — отмахнулся Тихий и грустно произнес: — Здесь, на китайской помойке, русская женщина — последнее, что осталось хорошего в нашей скотской жизни.