Перед глазами Плакидина мелькали горящие развалины, вывороченные с корнями деревья, исковерканные машины. Улицы ощетинились противотанковыми ежами, а перекрестки бугрились опорными пунктами, выложенными мешками из песка. Лица часовых были напряжены и суровы, но в их глазах он не заметил растерянности и страха. Столица готовилась стоять насмерть.
«Как такое могло случиться, что фашисты дошли до Москвы? Как?!» — это не укладывалось в его голове.
Он и другие разведчики предупреждали об угрозе войны, когда она еще вызревала в пивных Мюнхена и под крышей дворца императора Хирохито. Но им не вняли. Чувство горечи и обиды, что жило в Плакидине последние годы, здесь, в осажденной столице, стало мелким и несущественным перед той страшной бедой, что обрушилась на страну и народ. Народ, который в очередной раз оказался сильнее и благороднее своих правителей. Отбросив в сторону прошлые обиды, он встал на пути вероломного врага. Врага, который сегодня сеял смерть в самой Москве.
Бешеная гонка по улицам города закончилась. Впереди перед аркой госпиталя творилось столпотворение, и только удостоверение НКВД и изворотливость Мити позволили пробиться им к крыльцу. Шевцов выскочил из машины, перехватил двух санитаров с носилками, заставил переложить на них Крылова и отнести в приемное отделение. Дежурный хирург опытным взглядом прошелся по раненому и распорядился немедленно отправить в операционную.
К Лубянке они подъехали с опозданием. Ее мрачная громада не вызвала в Иване никаких чувств. Он послушно шел за Шевцовым. На входе в подъезд они застряли. Часовой мусолил бумаги на него и не решался пропустить.
— Ты чё, читать не умеешь? Там же по-русски написано! — потерял терпение Шевцов.
— Еще тебя научу, — огрызнулся часовой.
— Чт-о-о?! Не видишь, кто подписал?
— Без коменданта не могу.
— Какой еще комендант! У меня приказ самого наркома! — и рука Шевцова потянулась к портупее часового.
Тот дрогнул и отступил в сторону. Иван с Шевцовым вошли в подъезд и поднялись к лифту. В лифте Плакидин почувствовал себя неуютно под холодным взглядом старшего лейтенанта и отвернулся к стенке.
— Иван, нам выходить, — на очередной остановке позвал Шевцов.
Они вышли на просторную лестничную площадку и двинулись по длинному коридору. По коридору, который жил своей, отличной от всех других советских учреждений, жизнью. Особенная тишина властвовала здесь повсюду: толстые ковровые дорожки гасили шум шагов, а обитые кожей двери не пропускали звуков. У одной из них Шевцов остановился и заглянул в приемную. В ней никого не было, он неуверенно шагнул вперед и постучал в неплотно прикрытую дверь.
— Заходите, — пригласили его.
Вслед за Шевцовым Иван прошел через тамбур и оказался в просторном кабинете. Обстановка в нем мало чем отличалось от той казенной, что царила в наркомате. У стены стояли кожаный диван и два кресла. Напротив, за большим дубовым столом, под портретом Сталина расселся молодой человек в военной форме без знаков различия.
«Порученец или помощник? — подумал Плакидин, а тот продолжал бесцеремонно копошиться в папках. — Нахал, как тебя терпит твой хозяин?»
«Нахал», нисколько не смущаясь, продолжал самоуверенно распоряжаться:
— Присаживайтесь, товарищ Плакидин, а вы, товарищ Шевцов, свободны.
Иван подумал, что ослышался: так за последние четыре года его никто не называл. Он присел на стул у приставного столика и посмотрел на дверь в смежную комнату. Хозяин кабинета из нее так и не появился. А «нахал» захлопнул толстую папку с бумагами и посетовал:
— Хотите верьте, хотите нет, но мы когда-нибудь утонем в бумагах.
— Пока не знаю, кому верить, — осторожно ответил Плакидин.
«Нахал» мягко улыбнулся и представился:
— Фитин Павел Михайлович, начальник Первого управления НКВД.
— Извините, название мне ни о чем не говорит.
— Разведка.
— Да!? — поразился Иван молодости ее начальника и совершенно другим взглядом посмотрел на него.
Опытный разведчик, прошедший суровую школу в большевистском подполье на Украине, а затем пятнадцать лет пропахавший на нелегальной работе, Плакидин мысленно сравнивал Фитина с бывшим своим руководителем Берзиным.
«Наверно, около тридцати? — прикинул он и ужаснулся: — И он руководит разведкой всей страны! Но это невозможно! Необстрелянных, зеленых мальчишек ставить на такое дело».
Фитин не спешил начинать разговор, и, не скрывая любопытства, откровенно рассматривал того, от которого во многом зависели успех предстоящей операции и его собственная судьба. Его взгляд цеплял каждую мелочь.