Призрак Проститутки

Вернулся мой допрашивавший. Он снова стал задавать вопросы с самого начала. Опять мы перебирали все подробности того года, когда на Шонхайтвег были спилены деревья. Снова мы прошлись по железнодорожному депо и дошли до нашей неудавшейся попытки перелезть через заграждение.

— Мы полезли, потому что потерялись, — сказал я, — и мне хотелось увидеть огни Мэннернбурга.

— Твой коллега это уже говорил. Мы показали, что это вранье.

— Я говорю правду.

— Раньше ты утверждал, будто не знал, что это граница.

— Я знал, что это граница.

— Значит, раньше ты мне солгал?

— Да, майн герр.

— Почему?

— Я перепугался.

— Ты утверждал, будто вышел в Западную Германию через лес, где не было заграждений, и полез через ограду, чтобы попасть обратно в Восточную Германию.

— Это тоже ложь.

— А теперь ты решил влезть на ограждение, чтобы увидеть огни Мэннернбурга?

— Это правда.

— Ты признался, что врал, а теперь говоришь правду?

— Да, майн герр.

— А на самом деле ты врун и агент западногерманского правительства.

Тут взвыла сирена. Эхо ее разнеслось по коридорам и каморкам здания. Допрашивающий собрал свои бумаги и вздохнул.

— Кончено, — сказал он.

— Кончено?

— Жаль, что у меня нет еще минут пятнадцати. — Лицо у него было злое. Он и в самом деле выглядел как полицейский.

— Ну, должен сказать, это было страшновато, — сказал я.

— Ты справился, — сказал он.

— В самом деле? Откуда вы знаете?

— Я готов был убить тебя. Раз ты заставил меня почувствовать себя полицейским, значит, ты с задачей справился.

Я поднялся со стула.

— Да, можешь идти, — сказал он. — Там грузовичок подхватит тебя.

— Я, пожалуй, прошелся бы до лагеря. Это можно?

— Конечно. На сегодняшний день ты свободен.

— По-моему, мне нужно пройтись.

— Еще бы.

Мы обменялись рукопожатиями.

Я прошел две мили до плаца и бараков. Новые стажеры делали свои первые прыжки с тридцативосьмифутовой башни через имитацию люка транспортного самолета. Через шесть часов моя подготовка будет закончена, и я вернусь в Вашингтон, в здание у Зеркального пруда, а потом, по всей вероятности, получу назначение за границу. Я шел в кафетерий завтракать, и у меня было такое чувство, что сейчас мне явится Бог. Я прошел через темный лес, кишащий насекомыми, был схвачен в маскировочном костюме, перепачканном грязью приграничного рва, пальцы у меня были в царапинах и ссадинах от проволочной сетки ограды, глаза ломило от яркого света лампы с рефлектором в каморке размером восемь на восемь, и я всю ночь врал человеку, умеющему вскрывать ложь надуманных воспоминаний, однако же я чувствовал себя чистым, осененным благодатью, которая ждет каждого, прошедшего через обряд. Это были самые волнующие восемь часов, какие я провел в ЦРУ. Никогда еще я не был так счастлив. Что-то в ходе этого многочасового допроса подтвердило, что я прошел хорошую подготовку. Я нашел то царство, где смогу работать всю жизнь. Возможность ежедневно трудиться ради безопасности моей страны отвечала моему чувству долга и представлению о том, что человек должен делать. Ну а другую мою половину, которая еще не готова была отправиться на поиски духовных и плотских приключений, увлекало искусство обмана и сражение со злом. Ее, безусловно, занимали игры и ничейная земля для тех, кто готов в такие игры играть. Так что тут тоже все было в порядке. Я достиг богоявления. Счастье — это когда сердце переполнено от избытка чувств и утренний воздух говорит, что две твои половины пришли к согласию.

11

Плавучий домик, купленный Хью Монтегю после женитьбы на Киттредж, стоял у берега старого канала Чесапик-Огайо, который пересекает Джорджтаун. Этот канал, насколько я помню, был процветающей водной артерией в 1825 году, когда вниз по нему, к Потомаку, шли грузы угля с Аппалачских гор, а обратно баржи везли самые разные товары — муку, порох, штуки материи и топоры. Однако после Гражданской войны канал уже не мог конкурировать с железными дорогами. Мельницы по берегам его давно стояли пустые, шлюзы замерли, и сам канал превратился в ручеек.