Призрак Проститутки

Вилли. Порвано? У нас полдесятого утра. Значит, у вас там семь тридцать. Что случилось? Ты за неделю ни разу не позвонила.

Модена. Я в аэропорту. Не спала всю ночь. Порвано ночью, в три, и я не ложилась. Жду самолета.

Вилли. Что он натворил?

Модена. Не могу так сразу сказать. Прошу тебя! Дай мне говорить, как у меня получается. Я хочу все по порядку…

Вилли. Ты действительно не в себе.

Модена. Он поселил меня в „Беверли-Хилтон“ и сказал, что я его гостья, но я чувствовала себя ужасно задвинутой. Никогда не знала, останусь ли я на весь вечер с обслугой или он все-таки позвонит и позовет куда-нибудь.

Вилли. А на съезде ты была?

Модена. Да, и он определил меня в ложу. Номер четыре или что-то вроде этого. В одной расположилось все семейство Кеннеди, в другой — прочая родня и друзья, в третьей, рядом с моей, я заметила множество важных персон, а вот моя персона выглядела довольно странно. Там оказался кое-кто из приятелей Фрэнка, хотя сам Фрэнк сидел в семейной ложе. Наша явно предназначалась для людей второго сорта, даже не знаю, как их тебе описать. Пожалуй, бостонские политики, грубоватые, но не самого низкого пошиба. Плюс одна-две бабенки, которые мне сразу не понравились. Жутко дорогие прически. Я подумала, неужели и я такой кажусь: „Не спрашивай, кто я. Я — женщина-тайна“.

Вилли. А с ним ты виделась?

Модена. Конечно, почти каждый вечер. Поздно.

Вилли. А сколько вечеров он не появлялся?

Модена. М-м… три из семи. В эти вечера я думала, не с одной ли он из тех, что сидели в моей ложе.

Вилли. Он, наверное, чувствовал себя заряженным, как динамит.

Модена. Один раз он был так измотан, что я просто лежала с ним рядом и гладила. Он буквально сиял от счастья. Такой был усталый и такой счастливый. В другой раз он был просто великолепен. Полон энергии. Обычно его донимает спина, но на этот раз отпустило. Джек Кеннеди, как никто другой, должен иметь право на здоровую спину, потому что ему это нужно.

Вилли. Наверное, всадили укол. Ходят такие слухи.

Модена. Это была фантастическая ночь, и я выложилась полностью, ничего себе не оставила. Но затем наступил перерыв, пару вечеров я его не видела. Потом, в тот день, когда в вице-президенты выбрали Линдона Джонсона, Джек был такой усталый — я просто держала его в объятиях, но прошлой ночью… (Пауза.) Вилли, не хочу трогать кран, а то слезы ручьем потекут…

Вилли. Если ты мне не выплачешься, тебе будет гораздо хуже.

Модена. Я — в общественном месте. Звоню из автомата. О черт, еще телефонистка лезет.

Телефонистка. Опустите, пожалуйста, семьдесят пять центов за следующие три минуты.

Вилли. Девушка, переведите разговор на мой номер. Шарлевой, Мичиган. ШАР-ЛЕ-ВОЙ, Мичиган. 629-92-69.

Модена. В последний вечер гулянью, казалось, не будет конца. На закуску Джек притащил самых стойких в апартаменты кого-то из своих приятелей в „Беверли-Хилтон“, а мне шепнул, чтобы не убегала, — короче, я маялась из угла в угол, а это ужасно противно. Я проторчала бог знает сколько в ванной, делая вид, что вожусь с прической, пока народ в основном не рассосался — остались только его ближайшие помощники, он сам да я, тогда я прошмыгнула в спальню, а он вошел, вздохнул и говорит: „Наконец-то они все разбрелись“, и я снова прошла в ванную и стала раздеваться. Когда я вернулась, он уже улегся, и — я глазам своим не поверила! — там была еще женщина, одна из тех, ну… из моей ложи. Она как раз снимала с себя последнее.

Вилли. Бог ты мой, он что — у Фрэнка научился?

Модена. Я бросилась в ванную, быстро оделась, а когда вышла оттуда, той женщины уже не было. Меня всю трясло. „Как у тебя только времени хватает на все это?“ — спросила я. Мне казалось, я вот-вот заору от злости — невыносимо было видеть, как он невозмутим. „Верно, приходится изворачиваться“, — сказал он, и я чуть не влепила ему пощечину. Он, видимо, почувствовал мое состояние и стал говорить, что не хотел обидеть меня, просто считает это своего рода дополнением. „Дополнение, значит“, — повторила я. „Ну да, — говорит, — дополнительный стимул для тех, кто способен ценить такие вещи“. Потом еще рассказал, что когда-то был без ума от одной француженки, которая обожала подобные штуки и называла их la partouse — оргия. „Если ты к этому готов, то вреда никакого“, — добавил он. Хотя, судя по моей реакции, очевидно, мол, допустил вопиющую ошибку.

Вилли. Вопиющую?

Модена. Да. Я говорю: „Джек, ну как ты мог? Уж тебе-то чего не хватает?“ — а он мне в ответ: „Жизнь так скоро кончится, а мы так мало от нее берем“. Нет, ты представляешь? Типичный ирландец! А они если уж вобьют себе что в голову, топором не вышибешь. Потом начал ласкать меня, но во мне все кипело. „Перестань, или я закричу“. И убежала. Пошла в свой номер и до утра глушила бурбон. К телефону не подошла ни разу.

Вилли. Ой, Модена-а-а.