И знаете, приглашение на ужин не было отозвано, и Хью, к моему удивлению, отлично провел время, а я сумела установить более или менее сносные отношения с Джекки Кеннеди. Под ее внешней лженаивностью скрывается очень чувствительная натура, сразу угадывающая, если в человеке что-то не так, а она поняла, что я что-то затаила против ее мужа. Тем не менее мы нашли с ней общий язык. Она много знает о работах краснодеревщиков Пьемонта и Чарлстона XVIII века и рассказала мне одну историю про тамошних рабов. Оказывается, один из величайших мастеров-краснодеревщиков Чарлстона — Чарлз Эгмонт — был в прошлом рабом; его владелец Чарлз Каудилл даровал черному Чарлзу свободу, посадил его в собственную мастерскую, а прибыль они делили пополам. Джекки рассказывает эти истории чрезвычайно доверительным тоном, словно дарит тебе, преодолевая боль, одну из своих драгоценностей. Но, Гарри, это закомплексованная и страдающая женщина!
А Хью и Джек, безусловно, поладили. В какой-то момент Джек признался Хью, что знакомство с «легендарным Монтегю» доставляет ему удовольствие.
«Легендарным?» — переспросил Хью, скривив рот так, будто ему предложили поцеловать зоб индейки.
«Скажем, не поддающимся определению Монтегю», — поправился Джек.
«Да ведь я всего лишь мелкий служащий министерства сельского хозяйства».
«Перестаньте. Я уже много лет о вас слышу».
Ну, я увидела, что они достигли особого взаимопонимания. А Хью мог блеснуть, принявшись рассуждать о талантах русских по части дезинформации. К моему ужасу, он начал читать президенту и его супруге лекцию, и, когда закончил ее, я почувствовала гордость за своего мужа.
Теперь, после инаугурации, нас время от времени приглашают в Белый дом. Учтите: на наиболее интимные ужины. На последнем Джек, танцуя со мной, соизволил спросить про Полли.
«Она чахнет по вас», — сказала я.
«Передайте ей, что я на днях ей позвоню. Я ничего не забыл».
«Вы ужасны», — сказала я.
В глазах его вспыхнул огонек.
«А знаете, для красивой женщины вы немного деревянно танцуете».
Мне так и хотелось съездить ему по лицу моей вечерней сумочкой. Увы, не посмела. Он сам отнюдь не великолепный танцор, но прекрасно обученный. Напоминает наездника, который не любит скакать, несмотря на специально приспособленное седло.
Но так или иначе, мы ладили. Я думаю, он достаточно опасается Хью и потому не покушается на меня, но между нами установилась если не любовь, то обещание любви.
Позже
Я не хочу преувеличивать. Кеннеди приглашают нас на ужин не чаще раза в месяц. А один раз они приезжали к нам в Конюшню. Отношения, однако, становятся более близкими. То есть я имею в виду — между Джеком и мной. С Жаклин Кеннеди мы держимся на равных — обмениваемся равноценными репликами, и я уважаю ее за то, что она не кичится своим положением больше, чем положено богатой владелице поместья, но такова цена, которую приходится платить за подобное знакомство. Хью с Джеком обычно уединяются в углу. Вы ведь знаете Хью: он особенно хорош в общении один на один. А Джека, сколько бы он ни злился по поводу залива Свиней, привлекает приключенческая атмосфера разведки, и он достаточно умен, чтобы понимать, что Хью — saucier[181] на этой кухне. Ну а у нас с Джеком, как я уже говорила выше, установились дружеские отношения.
Я не понимала, насколько это неприятно Хью, пока однажды летом, в конце июля, он не положил передо мной досье СИНЕЙ БОРОДЫ.
«Это показывает одного из твоих дружков с другой стороны», — сказал он.
По-моему, он ожидал, что содержание папки отвратит меня от Джека, но этого не произошло. Я понимаю натуру Джека: неразборчивость в связях — это цена, которую он платит за проявление других своих талантов. В этом отношении Джек Кеннеди похож на ребенка: должен получить награду за день работы, причем награду в запретной сфере. Ну и молодец, говорю я, лишь бы самой не стать дичью в его заповеднике. Если он способен делать чуть больше добра, чем зла, Господь, несомненно, простит ему всех девиц, чьи сердца он пронзил и разбил. Я уверена, он так на это смотрит.
Но мое уважение к Хью значительно убавилось. Не следовало ему давать мне это досье. Я бы его не простила, если бы Тай Кобб не умер 17 июля.
Хью однажды заметил, что чтение некрологов не вызывает у твоего отца интереса, наводя на мрачные размышления, а Тай Кобб является ключевой фигурой в тайнах Монтегю. Ведь мать Тая Кобба убила отца Тая Кобба, почти повторив трагедию в семье Монтегю. И вот когда Кобб умер (кстати, бедняга умер от рака простаты, а ведь когда-то был такой шустрый по части нижнего этажа!), Хью словно что-то стукнуло, и он приволок мне досье СИНЕЙ БОРОДЫ.
Как вы можете ожидать, я прилипла к нему. Естественно, я сомневалась, могли кто-либо, кроме вас, быть Гарри Филдом. (Этого Хью раскрыть мне не пожелал.) А когда я вчера получила подтверждение, признаюсь, мое настроение изменилось.