Призрак Проститутки

— Конечно, признал. Под дулом. «Да, — сказал я, — и насколько же были раздвинуты границы?» «Вы должны понимать правила игры», — сказал он. «Я-то понимаю», — сказал я. «В таком случае вы должны понимать, что я должен был дать кубинской разведке такой материал, который укрепил бы их доверие ко мне». «Да, — сказал я, — мы считаем вас двойным агентом, работающим на нас. А они, возможно, считают, что вы работаете на них». «Да, — сказал он, — но они ошибаются». «Нет, — сказал я, — в кубинской разведке не дураки сидят. Скорее всего вы даете им столько же, сколько и нам, а может, и больше». «Нет», — сказал он. «Нет?» — переспросил я. «Я просто рыночный торговец — не лучше и не хуже», — сказал он. «Это включает предоставление им сведений о том, в какую ночь мы собираемся осуществить рейд? Поэтому двое моих людей были выделены из общей массы, а мое имя прозвучало по гаванскому телевидению?» «Нет, — сказал он, — я нейтральный торговец. Обеим сторонам я поставляю неподмоченную информацию». Еще бы. В эту минуту я увидел ключ к разгадке его действий. «Значит, у вас есть свой человек в разведке. Вы с ним спелись. И вы валяетесь друг на друге, вы извращенцы!» «Ничего подобного», — сказал он. «Да, именно так, — сказал я, — и это достаточно скверно, но все же почему вы выдали разведке дату моего рейда?» «Нет, — сказал он, — такого я бы никогда не сделал».

Батлер перевел дух и посмотрел на меня. Отец однажды заметил, что крупные звери, умирая от раны, причиненной охотником, очень меняются. И вот в последующие двадцать секунд я наблюдал, как менялось лицо Батлера, — оно стало хитрым, скорбным, веселым, испуганным, а затем довольным собой.

— Хаббард, — продолжал он, — я вытащил Шеви из кресла, приволок в уборную, нагнул ему голову над унитазом — только не вздрагивай от отвращения, Хаббард, так как я намеренно не слил после себя воду (я все-таки смекалистый куратор), — и сказал ему: «А теперь скажи мне все, или тебе придется попробовать, какова она, правда». «Нет, — сказал он, — я ничего не выдавал, Дикс, поверьте Шеви». Ну, я не собирался доводить дело до конца. Я считаю, что угроза неизменно сильнее действует, чем сама экзекуция, я тоже знаком с Клаузевицем, но некая сила, которую я назвал бы жаждой завершения, владела мной, и я окунул его головой в пахучий унитаз и повертел там. И при этом орал:

«Куба, si! Так? Кастро, si! Так?»

К нам подошел бармен.

— Прекратите разговаривать о Кастро, джентльмены, здесь сидят кубинцы, мои завсегдатаи. — Но, увидев выражение лица Батлера, добавил: — Извините. — И удалился.

— В следующий раз, — сказал Батлер, — лучше ему прийти с куском железной трубы.

Я молчал. Я обычно молчал, когда бывал с Батлером.

— Он признался? — наконец спросил я.

— Нет, — ответил Батлер. — Всякий раз, как я поднимал его голову, он твердил: «То, что я в себе таю, вы никогда не узнаете». Он был феноменален. «То, что я в себе таю, вы никогда не узнаете!» Под конец мне пришлось засунуть его под душ. Я и сам встал с ним рядом. И принялся оттирать его — он взбеленился. Все равно как если бы посадили енота в бак для мусора. Я выскочил из душа. И захохотал. А на самом деле мне хотелось плакать. В эту минуту я любил Шеви Фуэртеса. Люблю его и сейчас.

— Что?!

— Да. Я пьян в стельку. И он тогда был пьян в стельку. Я дерьмово себя чувствую от того, что так с ним поступил. Потому что мне это доставляет удовольствие и доставляет удовольствие испытывать угрызения совести, а сейчас, Хаббард, у меня очень неспокойно на душе. Потому что Шеви исчез вместе со своим любовником из кубинской разведки. Я знаю только, что он на Кубе, а я отбываю в Индокитай. Вкус к сражениям — единственный дар, которым наделил меня Господь.

— Пошли отсюда, — сказал я.

— Был я прав или не прав, поступив так с Фуэртесом?

— Ты же знаешь, что я отвечу.

— Но что, если он действительно меня предал?

— А что, если ты не прав?

— Твоя злость гнездится выше пупка. Она у тебя во рту, — сказал Батлер. — Так что мне плевать, какого ты обо мне мнения. Высокого или низкого — не важно. Я поступил с Шеви так, а не иначе, потому что так решил. Знаешь, Хаббард, ты никогда не поверишь, но мне хотелось бы быть таким все просчитывающим куратором, как ты. — Он рассмеялся. — Поверь мне, паршивец, — сказал он, — тем не менее я займусь экспортом опиума в Гонконг.

Я сумел доставить его домой без каких-либо эксцессов. Это единственное, что я могу записать себе в плюс за этот вечер. Однако, когда я вернулся домой, под дверью меня ждал конверт.

18 ноября

Дорогой Питер (иначе, Роберт Чарлз).