Читаем Призрак Проститутки полностью

Помню, как отец, который был фунтов на сорок тяжелее Хью Тремонта Монтегю, танцевал вокруг него, представляя нас и волнуясь как бедный родственник, — этой грани личности Кэла Хаббарда я дотоле не видел. Я тогда не только понял, как много значила эта встреча для отца, но понял и то, почему потребовалось столько времени на ее устройство: надежды Кэла Хаббарда потускнели бы, если бы она не состоялась.

Я опишу нашу встречу так, будто в доме никого больше не было. На самом деле было человек семнадцать: Мэри Болланд Бейрд, Раф, Таф, кузены, отцы и матери кузенов, тетушки, дядюшки, — словом, бесчисленное множество Хаббардов собралось тогда там. Это было наше последнее лето в Крепости. Отец продавал дом Родмену Ноулзу Гардинеру, отцу Киттредж, и мы все собрались, чтобы сказать «прости» нашему летнему пристанищу. Когда нас с Хью представляли друг другу, при этом могло присутствовать человек пять, или десять, или никого. Помню только, что отец, покрутившись вокруг Монтегю и меня, вскоре ушел. Смутно помню, как потом мы спустились вниз, в кабинетик, побеседовать. А вот беседу нашу я отчетливо помню.

— Твой отец говорит, что ты теперь можешь нормально читать.

— По-моему, да.

— Отлично. Какие предметы ты изучаешь в школе Сент-Мэттьюз?

Я перечислил.

— А какие твои любимые?

— Английский, — сказал я.

— Какая книга тебе больше всего понравилась из тех, что ты прочел в этом году?

— «Портрет дамы». Она значилась в списке рекомендованной литературы, но именно она больше всего мне понравилась.

Он кивнул с кислым видом.

— Генри Джеймс — это айвовый пирог величиной с пустыню Мохаве. А жаль. Будь у него душа Хемингуэя, это был бы писатель, равный Стендалю или Толстому.

— Дассэр, — сказал я.

Какой же я был врун! Я получил пятерку за сочинение о «Портрете дамы», но оно было списано с нескольких критических статей. В прошлом году мне больше всего понравился роман «Молодые львы» Ирвина Шоу. Мне был симпатичен еврейский юноша Ной Аккерман.

— Пойдем завтра прогуляемся, — сказа Монтегю. — Твой отец хочет, чтобы я взял тебя с собой на скалы. Я слышал, среди Выдриных утесов есть надежные скалы, доступные новичку. Мы выберем приемлемый маршрут.

— Дассэр.

Я надеялся, что он подразумевает под Выдриными утесами не те скалы, какие я знал. То, что я называл Выдриными утесами, были черные скалы, стеной спускавшиеся с высоты футов восьмидесяти прямо в море. Во время прилива волны в заливе Френчмен ходили иной раз горами, и я слышал грохот черных валов, разбивавшихся о черные Выдрины утесы. Крутизна была такая, что я никогда не отваживался посмотреть с их высоты вниз.

— Я вроде никогда не занимался скалолазанием, — сказал я и тут же пожалел о сказанном.

— Завтра ты узнаешь об этом немного больше, чем сейчас.

— Дассэр.

— Твой отец попросил меня быть твоим крестным.

Я кивнул. Страх при мысли о том, что ждет меня завтра, уже повлиял на мой голос, и он звучал совсем тихо. Если мне еще раз придется сказать: «Дассэр», это выйдет как журчание в трубах на корабле.

— Должен тебе сказать, — продолжал он, — я склонен был отказаться. — Он уперся взглядом мне в пупок. — Крестным должен быть человек, пекущийся о твоей судьбе.

— Наверно, это так, — проквакал я.

— А я не люблю ни о ком печься.

Я кивнул.

— С другой стороны, я питаю к твоему отцу уважение. Никто ведь не знает, как отлично он воевал, пока не раскрыты все секреты.

— Дассэр.

Но я просиял. Совершенно неожиданно для себя я вдруг почувствовал такое счастье, услышав подтверждение отцовских достоинств, что сразу понял, каково это — гордиться своей семьей и иметь в жилах — с головы до пят — хорошую кровь.

— Когда-нибудь, — безо всяких эмоций произнес Монтегю, — постарайся сравняться с ним.

— Никогда я с ним не сравняюсь, — сказал я. — Но пытаться буду.

— Гарри, — сказал Монтегю, впервые называя меня по имени, — тебе повезло, что у тебя на плечах лежит такое бремя. Я не часто говорю подобное людям, но поскольку мы с тобой садимся в одну лодку, по крайней мере в плане личных отношений, я намерен поведать тебе, что наличие отца, вызывающего чрезмерное восхищение, куда легче вынести, чем отсутствие такового. Моего отца убили в Колорадо во время перестрелки.

— Я вам сочувствую.

— Мне было одиннадцать лет, когда это произошло. Не могу сказать, чтобы я вырос совсем без него. Он всегда присутствовал в моей жизни.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже