— Ну, не стану занимать наше время пересказом деморализующе печальной истории, которую рассказал мне Розен. Уборная для него — темница, и он глубоко несчастен от того, что у него такая привычка. Ему хотелось бы с ней расстаться. У него появились, как он это назвал, «подсознательные шевеления» при общении с противоположным полом. Я сказал, что неплохо было бы приобрести новую привычку. «Секс, — сказал я ему, — для тех, кого интересует лишь дойти до предельной черты, сводится к приятному массированию знакомого орудия». «Может, начать с проституток?» — спросил он и быстро признался в весьма интересном умозаключении, что, пожалуй, мог бы пересечь Рубикон и перейти на другую сторону с такой высоко умудренной особой, так как через нее соединился бы со всеми, кто пользовался ею до него.
«Держись подальше от проституток, — сказал я. — Раз уж мы говорим откровенно, скажу: ты слишком явный еврей, и тебе невыносимо будет их презрение». «Это то, что для меня всегда сопутствует сексу, — признался Розен. — Презрение. Я к этому привык».
«Да, — сказал я, — но, если ты привыкнешь к проституткам, тебе никогда не найти женщины, которая подойдет не только тебе, но и — взгляни на уровень планки — управлению. Во всяком случае, если ты хочешь продвигаться вверх». «Что ж, возможно, вы и правы, — сказал он, — но пристойные женщины ничего во мне не вызывают». «Глупости, — сказал я, — нет большего удовольствия, чем победить отвращение». «Вы цитируете маркиза де Сада», — сказал Розен. «Да», — не стал возражать я, и мы оба рассмеялись. «Да, выработай совсем новые привычки на девственной скрижали», — посоветовал я ему, понимая, что сумел повернуть разговор в нужную сторону. «Вы имеете в виду девственницу в буквальном смысле слова?» — спросил он. «А почему бы и нет? Думаю, что да. У меня даже есть кое-кто на примете». «И кто же это? — пожелал он узнать. — Я с ней знаком?» «Если да, то весьма поверхностно, — сказал я. — Она вернулась из Южной Америки пару лет назад и работала у меня, только далеко от тебя по коридору. Она достаточно умненькая, но не вполне отвечала нашим требованиям. Я посоветовал ей уйти из управления и устроил ее в Госдеп. Сейчас она работает у Раска». Розен сразу загорелся. Он ведь амбициозный. «А что она собой представляет?» — спросил он. «Усердно верующая, — сказал я, — и ничем не примечательная, как столб». «Что ж, — сказал он, — похоже, сватовство состоялось». «Будем считать, что так, — сказал я. — Мы ведь не склонны зря тратить время, верно? Твои единоверцы устраивали в штетлах браки заранее, не так ли? У тебя это должно быть в крови». «Да, но только невеста не была из тех, кто ходит в церковь», — возразил он. «Но ведь и ты не правоверный еврей, не так ли?» — парировал я. «Да, — сказал он, — не слишком правоверный. Но эмоциональные связи очень крепкие». — «И насколько же они крепкие?» — «Ну, не настолько, чтобы помешать мне посмотреть на девицу». — «Но прежде я хотел бы сказать, что ты получаешь этот подарок не задаром». — «Нет?» — «Нет, — повторил я. — Тебе придется не только поухаживать за ней, но и заставить ее переключить свою преданность с Раска на тебя, а там крантик и для меня отвернется». Знаешь, мне нравится Розен. Он перевел на меня взгляд с приятнейшей улыбкой. — «Отлично, — сказал он, — по крайней мере я смогу попрактиковаться в примитивных приемах, которым вы обучали нас на Четвергах низкого уровня». Вот это ответ! Я не мог не рассмеяться. Шустрый малый, этот Розен.
С той минуты дело пошло. Я дал ему несколько фотографий девицы и название церкви, куда она ходит. Старинная Первая пресвитерианская церковь близ площади Правосудия. Тебе известно, что Эдгар Будда принимал там конфирмацию? Розен ухватился за такую возможность. В одну субботу сел позади девицы, в другую — через проход от нее, выходя, столкнулся с ней в дверях, представился, она пришла в великое волнение — сразу подумала: его же можно из иудаизма обратить в истинную веру — и это привело ее в не меньший восторг, чем знакомство с итальянским тенором английскую леди. Они условились встретиться в пятницу вечером на церковном собрании. В следующий вторник — за ужином. В следующую пятницу Розен проводил ее домой после церковного собрания и поцеловал в вестибюле. Я, естественно, был его куратором. «Ты не счел нужным настоять на большем?» — спросил я. «Не могу сказать, чтобы я пришел в восторг от ее дыхания», — ответил он. «Ну, надо отбрасывать в сторону все несущественное», — посоветовал я. С тех пор мы усиленно двигаем это дело.
— Эту девицу зовут, случайно, не Нэнси Уотерстон? — спросил я.
— Конечно, — сказал Проститутка. — Вообще Нэнси чрезвычайно восторженно отзывалась об одном вечере, который провела с тобой в Монтевидео. Я даже подумал, не натравить ли на нее тебя вместо Розена.
— Не естественнее было бы запустить Гарри? — заметил Кэл.