А с другой стороны, ему было скучно. Вести беседу с Розменом и Мэйзи Гардинер было все равно что ужинать в комнате, освещенной мигающими лампочками. По большей части беседа шла так, будто законов логической связи не существует. Во время аперитива я следил за обменом репликами. За десять минут было произнесено десять фраз. Три — доктором Гардинером, две — Мэйзи, три — Проституткой, одна — Киттредж и одна — мной. Память имеет свои пределы. Поэтому я воспроизвожу нижеследующее не по памяти, а по наитию.
«Родмен Ноулз Гардинер
. Я поручил Бобби Ивзу подыскать новый спинакер.Мэйзи
. Почему это королевские лиловые циннии вянут быстрее, чем космические?Хью Монтегю
. Я слышал, вчера в Пиренеях сошла громадная лавина.Киттредж
. Если ты будешь меньше подкармливать циннии, мама…Мэйзи
. Скажите, мистер Хаббард, Джилли Батлер — человек надежный? Ваш батюшка, Кэл Хаббард, говорит — не надо слишком доверять ему.Я
. Я бы прислушался к тому, что говорит отец.Монтегю
. У них не было с собой противооползневых веревок, так что тела невозможно найти.Доктор Гардинер
. Спинакер разбился на регате. Пришлось поднимать его лебедкой.Монтегю
. Трижды ура за то, что ты снова в почетном списке, Гарри.Доктор Гардинер
. Пойду наполню шейкер мартини».Тем не менее мы с Киттредж провели час наедине. Так она пожелала. В воскресенье утром, возвращаясь из церкви после пасхальной службы, когда до воскресного обеда оставался еще час, Киттредж сама создала нужные условия.
— Я хочу, чтобы Гарри показал мне остров, — заявила она Хью. — Я уверена, он знает здесь все бухточки и расщелины.
Правдоподобие этого предлога явно отсутствовало. Не требовалось гида, чтобы обнаружить все бухточки и расщелины на нашем островке.
Хью кивнул. Улыбнулся. Вытянул руку, поставив вверх большой палец и нацелив на меня указательный как пистолет. И беззвучно выстрелил.
— Держи носовые пазухи чистыми, Гарри, — сказал он.
Мы с Киттредж пошли по прибрежной гальке, захламленной водорослями и выброшенными океаном обломками. Невидимый призрак Проститутки вскидывался возле нас этаким конем, скакавшим по полю нашего настроения.
— Ужасный человек, — произнесла наконец Киттредж и взяла меня за руку. — Я обожаю его, но он ужасен. Он
— Я бы не хотел думать, что не люблю, — сказал я.
— Ну, надеюсь, что любите. Вы очень похожи на Монтгомери Клифта, так что должны любить. Я вот знаю, что люблю секс. Нас с Хью объединяет только секс. А в остальном у нас так мало общего. Потому-то он и ревнует. Его Омега фактически лишена полового инстинкта, а Альфа им перегружена.
Я тогда не знал, что она все связывает с этими двумя величинами — Альфой и Омегой, с тех пор как четыре года назад узнала о них. Я же впервые услышал об этом тогда. И потом, на протяжении тридцати лет, буду это часто слышать.
— Самое противное, — сказала она, — я до сих пор девственница. Думаю, что и Хью тоже, хотя он на этот счет молчит.
Я был двояко потрясен: во-первых, самим ее признанием и, во-вторых, тем, что это признание она сделала мне. А она рассмеялась.
— Я каждый вечер принимаю пилюлю Настоящей исповеди, — сказала она. — А вы, Гарри, девственник?
— К сожалению, — ответил я.
Она засмеялась и никак не могла остановиться.
— А я не хочу быть девственницей, — призналась она. — Это же нелепо. И происходит так не потому, что мы с Хью недостаточно знаем друг друга. Наоборот: мы отлично изучили наши тела. Оставшись наедине, мы раздеваемся догола. И сознание, что это так, нас как бы связывает. Но Хью настаивает на том, что довести нашу близость до конца можно только после брака.
— Ну, насколько я понимаю, вы скоро обвенчаетесь.
— В июне, — сказала она. — Мы в этот уик-энд собирались все спланировать, но когда папа и Хью оказываются вместе, надежды что-либо сделать нет никакой. Хуже, чем два старикана в доме для престарелых, которые обменялись фальшивыми челюстями и пытаются о чем-то беседовать.
Настала моя очередь рассмеяться. И я так хохотал, что вынужден был сесть. Киттредж села рядом со мной. Мы примостились на южной оконечности острова и смотрели на залив Блу-Хилл, за которым над далекой Атлантикой тускло блестело холодное пасхальное солнце.
— Хью, пожалуй, самый сложный человек изо всех, кого я встречала в жизни, — сказала она, — но в этот уик-энд он держится на редкость просто. Он жутко брюзжит из-за того, что мы не можем быть вместе ночью. Папа поместил меня в комнату, которая рядом с его и маминой спальней. Так что Хью положительно раскалывается от злости. У него просто культ фаллоса. В Вашингтоне он не слезает с меня. Надеюсь, вы не против того, чтобы слушать все это, Гарри. Мне просто необходимо выговориться.
— Нет, — сказал я. Я не очень понимал, о чем она мне говорит. Факты не сходились друг с другом. — Как же это он не слезает с вас, — спросил я, — если вы оба девственники?
— Ну, мы занимаемся любовью, по его словам, «по-итальянски».