Призрак с улицы Советской

Гражданин Филимон Утехин был убит двумя ударами ножа. Дело вел лейтенант, который вскоре попросил у начальства санкции на закрытие следствия, поскольку убитый был пьян и, очевидно, не поладил с кем-то из собутыльников. Санкцию долго не давали. Начальство считало, что Филька был связан с южной мафией, которая специализировалась на наркотиках, все требовало найти «Абдуллу». По этому случаю омоновцы произвели пару облав на Кузнечном, загребли несколько лиц «кавказской национальности», большинство из которых оказались ни в чем таком не замешаны. Но двоих, одного из которых звали Мамедом, посадили, тем более что нашли у него на Квартире при обыске мешочек маковой соломки. Однако сам Мамед твердил, что держал наркоту для себя, имен никаких не назвал, не вспомнил никого, кроме алкаша, которого, как он сказал, может, и звали Филькой, хотя он и не уверен, потому что русские имена запоминает плохо. А алкаша помнит, потому что тот однажды у него в квартире был. Здесь его щедрый кавказский хозяин угощал водкой за то, что тот помог ему разгрузить машину яблок на рынке… А неблагодарный русский алкаш украл у него драгоценный продукт, без которого гражданин Азербайджана жить не может, поскольку болен хроническим, смертельным недугом — наркоманией.

Однако с тех пор он этого алкаша не видел и о краже думать забыл. Было это аж год назад, а характер у него, Мамеда, мягкий, отходчивый, он этого проклятого Фильку, поскольку сразу не убил, теперь уже, конечно, простил и не вспоминал.

Лейтенант все складно в рапорте изложил, все ниточки связал, копию рапорта, как положено, отправили в Управление, а дело вскоре закрыли.

Глава вторая

«Бананы подешевели», — меланхолично констатировал Евграф Акимович останавливаясь у ларька. «Пустячок, а приятно», — расхожей приговоркой Евграф Акимович пытался отогнать раздражение, которое последнее время частенько овладевало им. Сегодня причиной недовольства старшего следователя прокуратуры была необходимость идти на работу. То есть не сам факт наступления очередного будничного рабочего дня, а та встреча, которая предстояла ему в прокуратуре. «Взять большую связку или маленькую?» — тягуче размышлял Евграф Акимович. В вопросе покупки бананов заранее все было ясно. Евграф Акимович всегда брал большую. Бананы были не только любимым его лакомством, но и заменяли биточки с макаронами в столовой, стоящие ровно столько же, сколько килограмм бананов, но проигрывающие последним по всем статьям. Так что брать надо было, конечно, килограмма полтора, но раздумывал Евграф Акимович опять-таки для того, чтобы оттянуть хоть немного встречу с дамочкой-корреспонденткой местного радио, которую ему навязал шеф, рекомендовавший старшего следователя как крупнейшего специалиста в области раскрытия кровавых преступлений.

В прокуратуре у дверей его кабинета уже сидела дама средних лет. «Искусствоведша» — определил про себя Евграф Акимович. Всех женщин за сорок он делил на «трудяг», «хохлаток» и «искусствоведш». Последняя категория почему-то в его сознании ассоциировалась с чем-то отвратительно претенциозным, то есть с существом, говорящем на людях исключительно «высоким штилем», постоянно вспоминающем имена наимоднейших режиссеров, актеров и художников, но при этом не брезгующем самым похабным матом, которым «искусствоведши», как правило, свободно пользовались в своем кругу за стаканом коньяка, рассуждая о безвременной кончине итальянского кино.

— Евграф Акимыч? — спросила дама. — А я уже на часах. У вас ведь дел невпроворот, вот я и боялась упустить вас.

— Проходите, — буркнул Евграф Акимович, все больше раздражаясь уже не только на искусствоведшу, но и на самого себя за бессмысленное раздражение.

Корреспондентка представилась Ириной Самойловной и, плотно усевшись в гостевое кресло, (кстати единственное во всем отделе), стала копаться в сумочке. Копания в сумочках тоже было, как считал Евграф Акимович, характерной чертой «искусствоведш», как, впрочем, и «хохлаток». Но те копались по рассеянности, а эти от того, что в сумочках у них, как правило, царил такой бардак, что даже диктофона, который пыталась выудить корреспондентка, так сразу, вдруг не найдешь, поскольку навалено всего изрядно: французская косметика и театральные програмки, и наверняка брошюрка о новомодном ботаническом чуде американского происхождения.

Копаясь, Ирина Самойловна, оглядывалась, попутно с тоской думая об очередном «солдафоне», с которым ей придется беседовать ради хлеба насущного.

— Как вы оцениваете сегодняшний уровень преступности? — начала корреспондентка.

Банальный вопрос вызвал тихую ярость следователя.

— Хорошо оцениваю, — коротко ответил он. — Преступность на высоте!

— Ну как же, Евграф Акимыч? — театрально ахнула искусствоведша. — Ведь на улицу страшно выйти. Охота на человека идет, на нас просто охотятся!