Призрак с улицы Советской

— Не просто невесту… Нет. Но одну-единственную. — И мистер Джонсон вынул из кармана пиджака огромный бумажник, а из него фотографию и протянул мне. — Это Натали Розанофф. Я получил фото от одного брачного агентства в Нью-Йорке. И написал письмо в Санкт-Петербург. Она мне писала несколько раз. О! Какие это письма! Умные, тонкие, женственные! Потом я предложил Натали приехать сюда, в Штаты. Но не получил ответа. Уже два месяца я не могу узнать, что случилось с Натали! Я дам вам это фото. Найдите мне ее, мистер Батогофф!

— А что вы насчет Голливуда говорили?.. — напомнил я робко.

— Пожалуйста! У меня есть очень хорошие друзья в Голливуде. Вы напишете сценарий, любой, но желательно русскую мелодраму, и станете автором нашей великой фабрики грез.

Вот так и получилось, что уехал я из Штатов с фотографией таинственной Натальи Розановой и обещанием протекции в Голливуде.

В Питере я забыл на некоторое время о договоре с мистером Джонсоном. Что вполне извинительно. События здесь оказались весьма бурными. Евграф Акимович стал работать на частный сыск — это главное, что меня ошарашило. Когда я ему позвонил, Акимыч просил к нему приехать по возможности скорее.

Глава четвертая

Евграф Акимович попросил заведующую отделением выделить ему какой-нибудь уголок для беседы с Демидовым. Ему на час предоставили комнатку старшей сестры. Демидов явился через несколько минут. Изрядно помятое лицо, давно не стриженый, в сером халате и белом больничном белье он мало был похож на бравого рискового омоновца.

— Здравствуй, Володя! Ты, наверное, слышал обо мне. Стрельцов Евграф Акимович, работал в Горпрокуратуре старшим следователем. Как чувствуешь себя, не спрашиваю, поскольку могу себе представить. Расскажи лучше, как воевал. Сейчас много чего болтают о войне.

— Вот именно, болтают, Евграф Акимыч. Да что там рассказывать?! Война она и есть война. — Демидов махнул рукой.

— Давай по порядку, Володя. Я ведь знаю все только понаслышке и в общих чертах.

— А вы зачем ко мне приехали, Евграф Акимыч? Так просто навестить старшие следователи не ездят.

— Вова, так просто и кошка не фыркнет. Но навестить тебя мне, честно говоря, хотелось. Уж больно много эта телевизионная братия болтает.

— Это не братия, это шобла-ёбла, — начал заводиться Демидов.

— Спокойно, Вова, спокойно. Без эмоций.

— Да как без эмоций? Ведь таких тварей… Как русский солдат — так трус, дезертир, садист, убийца. Как чужой — так герой, защитник отечества. Русских можно грабить, убивать — ничего, все в порядке вещей. Поливают дерьмом Россию и стараются, чтобы из дерьма не вылезала. Лет восемь армию разлагают, а стала армия воевать — переругались. Как? Они еще и воюют! Надо эту армию окончательно уничтожить, унизить, растоптать. Зато всяких мафиозных иноземных «спонсоров» до небес возносят. А спонсоры эти задницей на Россию сели и эту задницу лизать заставляют. Не могу я… злости не хватает…

— Вова, не расстраивайся так! Россия была и будет. А что с болтунов взять?

— Нет, вы подумайте, в газетах и по телику меня, вас и вообще всех русских зовут русскоязычными. А? Каково? Это значит, при коммунистах я был советским. Русским назваться не мог — шовинизм. А теперь я снова не русский, а какой-то, хрен знает — русскоязычный!

— Ты вот что, — решил отвлечь Володю Стрельцов, — расскажи лучше, что здесь-то, в Питере, произошло. Правда, врачиха мне сказала, чтобы я тебя не тревожил. Так что если не хочется, лучше не говори.

— Да нет, я уже маленько отошел. Только что рассказывать? Все ведь в сводках есть, читали небось?

— Я пенсионер, Вова, сводки мне читать не положено. Но кое-что знаю. С Татьяной у тебя беда…