Призрак Томаса Кемпе. Чтоб не распалось время

Это Джеймсу почему-то еще не приходило в голову. Но если подумать, что мешает ему ответить на послание? Раз колдун Томас Кемпе причиняет столько неприятностей, лучше всего прямо сказать ему об этом. Может быть, большего и не потребуется. Сказать спокойно и твердо, что так не годится. И он послушается голоса разума и уйдет. Уберется откуда пришел, где бы это место ни находилось.

Увидев будущее уже не столь мрачным, Джеймс расстался с Саймоном возле его дома и пошел домой, к обеду.

Однако над домом витало некое всеобщее недовольство. У миссис Харрисон был очередной приступ сенной лихорадки. Глаза у нее были красные, а настроение скверное. Мистер Харрисон только что споткнулся о ведро воды, стоявшее на крыльце; когда пришел Джеймс, он] терпеливо вытирал тряпками ступеньки. Вместе с Джеймсом он вошел на кухню, неся ведро и тряпку, которую положил в раковину.

— Не хотел бы вмешиваться в домашний распорядок, — сказал он, — но все же вынужден указать, что середина крыльца не самое удачное место для ведра с водой.

— Это не я, — сказала его жена, отчаянно чихая. — Наверное, кто-то из детей. И прошу не говорить со мной о воде. Я и без того вот-вот разольюсь рекой.

Она принялась чистить картофель, сердито вонзая в него нож.

— А я только что вошел, — сказал Джеймс.

— Боже милостивый! Неужели ты думаешь, что я мог заподозрить тебя в подобном деле? — сказал мистер Харрисон.

Джеймс подозрительно взглянул на него и вышел в сад посмотреть, не добралась ли Эллен до его ямы. Оказалось, что Тим обнаружил ответвление от главной крысиной норы и провел немало счастливых минут, разрывая клумбу с ирисами. Джеймс поспешил посадить их снова. Тим, очевидно, не понимал, что в доме его всего лишь терпят и он может в один прекрасный день зайти чересчур далеко. Мистер Харрисон уже не раз мрачно говорил:

— Придется этому псу убираться отсюда.

Джеймс ласково потрепал его.

— Ты ведь просто не знал, что тут не сорняки, верно? И что папе еще нужны его шлепанцы, тоже не знал. Хорошо, что я нашел, где ты их зарыл.

Тим слегка нагнул голову и оскалил в улыбке розовую пасть. Для него это было самым сильным проявлением чувств. Он был не из тех псов, которые лезут с ласками. У него было чувство собственного достоинства.

— Сюда, сэр, — сказал ему строго Джеймс. Он вдруг увидел себя и Тима бесстрашными ловцами преступников: Харрисон из Скотленд-Ярда и его знаменитая румынская ищейка Гроза Грабителей. Он стал прокрадываться вдоль стены дома, свирепо нахмурясь и таща с собой упиравшегося Тима. По другую сторону сточной трубы притаилась пресловутая шайка Похитителей Алмазов из Монте-Карло, вооруженная до зубов…

— Обедать! — крикнула миссис Харрисон из окна кухни.

Тим вырвался и кинулся к кухонной двери.

После обеда из оловянных туч, которые все утро медленно собирались над городком, решительно и надолго пошел дождь. Миссис Харрисон сказала, что теперь ее заливает не только изнутри, но и снаружи, взяла книгу и легла в постель. Мистер Харрисон задремал в кресле. Эллен ушла к подруге.

Джеймс вспомнил, что не сделано домашнее задание. Он поднялся к себе, закрыл дверь и сел за стол. Тим раза два прошелся по комнате, вспрыгнул на кровать, порылся в одеяле, пока не достиг желаемого уюта, и заснул. Дождь барабанил по крыше и стекал вдоль окна маслянистыми струями.

Джеймс открыл домашнюю тетрадь, просмотрел свои черновики и стал писать. Он готовил сообщение о Древней Греции и делал это с удовольствием. Заглядывал в словарь, писал, вклеивал картинки, думал об Александре Великом, нарисовав вазу, на которой лихо сражались нескольку парней, и забыл обо всем кроме того, что делал. В комнате по временам что-то шуршало, со стола слетел лист бумаги и скатилась ручка. Тим спал и во сне вздрагивал.!

Вдруг что-то задело под столом ногу Джеймса. Это была страница из его тетради. Он поднял ее и прочел:

«Радъ видѣть твое прилежанiе, хотя книги твои мнѣ не по душѣ. Где твой латинскiй учебникъ и гдѣ астрологiя? Но къ дѣлу. Воду въ ведре я выставилъ вмѣсто красталла, дабы люди знали, что мы находимъ пропажи. Плѣшь родителя твоего хорошо полѣчить мазью изъ листьевъ тысячелистника (трава Венус), а глаза твоей матери лѣкарством не вылѣчить, ибо тутъ порча, а наслала ее вѣдьма, и средство одно: найти ту вѣдьму и предыть суду. С этимъ намъ и надлежитъ поспешить».

Джеймс повернулся на стуле. Потом встал и обыскал всю комнату, заглянув даже под кровать. Ничего не было видно, и ничто не шевельнулось.

Он перечитал записку. Особенно раздражали его слова об отцовской лысине. Наглость, вот что это такое! Что он суется?