— Я ничего подобного сказать не хочу. Изучаю в колледже философию, а дома пишу книгу «Философия Ксенофана в свете диалектического материализма». Это пока рабочее название. Поскольку мне принадлежит половина доли «Букмекерская контора Реймонда Мейсона», я избавлен от досадной необходимости зарабатывать на жизнь. Хотя раз или два в месяц захожу в офис — посмотреть, как там зарабатывают денежки.
— Давайте будем точны, — сказал инспектор. — Вам принадлежала половина пая в этом предприятии.
— Что вы хотите этим сказать?
Мейсон невероятно встревожился.
— Только то, — ответил Генри, — что после смерти вашего отца, полагаю, предприятие принадлежит вам целиком.
Настала долгая пауза. Потом Фрэнк Мейсон сказал, словно про себя:
— Я об этом не подумал.
— Правда не подумали? — произнес Тиббет скептически. Обычно люди подобные вещи из виду не упускают, даже в момент тяжелой утраты. — Полагаю, по завещанию отца вы главный наследник?
Молодой человек гневно покраснел:
— На что вы намекаете?
— Я ни на что не намекаю. Я задаю вам вопрос. Вы — главный наследник?
— Единственный, насколько я знаю. И можете делать любые выводы.
Инспектор оставил заметку в блокноте, потом сказал:
— Пожалуй, сейчас вам стоило бы рассказать мне, чем вы занимались вчера.
— Это не имеет отношения к делу. Я приехал вам сказать…
Генри резко захлопнул блокнот.
— Извините, мистер Мейсон. Мне придется просить вас явиться в полицейский участок.
— Это зачем?
— Я надеялся, — ответил Тиббет, — что мы сможем поговорить здесь, в неформальной обстановке. Но если вы занимаете такую позицию…
— Ох, ну ладно. — Молодой человек устроился в кресле поудобнее. — Если я отвечу на ваш дурацкий вопрос, вы выслушаете меня?
— Конечно.
— Хорошо. Вчера утром я работал дома над книгой. Живу в Лондоне, как вы, вероятно, знаете. У меня квартира с гостиничным обслуживанием на Виктория-уэй. Потом я сходил на ленч в местный паб. После этого заглянул в офис — посмотреть, как там что. Вышел оттуда в половине четвертого и пошел в читальный зал Британского музея. Приехал домой на пригородном примерно в половине восьмого. Тут меня и нашла полиция — сообщить про старика. Я ответил, что сразу отправлюсь туда, но они сказали, что нет смысла приезжать раньше сегодняшнего дня. Поэтому сегодня я сел в машину и приехал. Удовлетворены?
— Вполне, — ответил Генри. — Все достаточно просто. А теперь… — Он выпрямился и посмотрел на Мейсона: — Что вы говорили насчет того, будто знаете, кто убил вашего отца?
— Скажу коротко: Джулиан Мэннинг-Ричардс.
— Это очень серьезное обвинение, мистер Мейсон.
— Уж куда серьезнее.
— Хорошо, говорите.
Молодой человек нахмурился, взял со стола нож из слоновой кости для разрезания бумаг и стал вертеть его в руках, подбирая слова.
— Наши отношения с отцом нельзя назвать очень близкими, как мне кажется. Я был для него разочарованием, ведь он хотел, чтобы сын все свое время занимался этим бизнесом. Он понять не мог, что я предпочитаю зарабатыванию денег жизнь кабинетного ученого. В политике у нас по всем вопросам не совпадали мнения, что и так понятно. Да на самом деле у нас во всем были разногласия. Но мы против этого и не возражали. Я говорю понятно?
— Да, — кивнул инспектор.
— Виделись мы нечасто. Фактически, когда он сюда переехал, мы перестали встречаться. Однажды я приезжал его навестить, но от всего этого меня воротило, не сомневайтесь. Жалкое зрелище. Бедный папаша, выставляющий себя напоказ в надежде, что его признают земельным аристократом, постоянно пресмыкающийся перед твердокаменными старыми фашистами вроде Адамсона. Я поклялся, что больше не приеду, и до сегодняшнего дня не приезжал.
— Значит, — спросил Генри, — с последней встречи с отцом прошло уже много времени?
— Ну, не очень. Один раз у нас был контакт — в офисе старой фирмы. Пару недель назад случайно встретились там и пошли вместе обедать. Поскольку мы друг другу глаза не мозолили, то были вполне дружелюбны. — Мейсон опять замялся, потом продолжил: — На самом деле я вскоре заподозрил, что отец узнал от менеджера, когда я собираюсь там быть, и устроил эту якобы случайную встречу. Он все мямлил что-то над супом и над рыбой, и только когда подали кофе и бренди, набрался храбрости все рассказать.
— Все — это что?
— Что он собирается снова жениться! И на какой-то мерзкой дебютантке вдвое его моложе! На этой девице Мансайпл. Я был крайне возмущен, так ему и сказал: достаточно уже того, что он сноб и рвется изо всех сил в высшее общество; быть похотливым старикашкой вовсе не обязательно.
— Да, подобное ему было приятно услышать, — сухо сказал Генри.
Фрэнк Мейсон хлопнул по столу ладонью:
— Самое, черт побери, противное в этой истории, что моя попытка оскорбить отца не проникла в его толстый череп.
— Нет? — переспросил Генри. — Я бы подумал…