В Париж Николя отправился с легким сердцем; и, взяв в королевской конюшне нового коня — крепкую, резвую кобылу буланой масти, он к пяти часам, без приключений добрался до столицы. Въехав в город через ворота Конферанс, он, не чувствуя ни голода, ни усталости, сразу направился в сторону Шатле, и уже через полчаса поручил кобылу заботам тамошнего посыльного, состоявшего на службе полиции. Дальше путь его лежал пешком. Оставив по правую руку дома на мосту Менял, он направился на набережную Жевр, протянувшуюся до моста Нотр-Дам. Под каменными сводами набережной, опорами уходящей непосредственно в реку, бурлила настоящая клоака: туда выплескивали свои мутные зловонные воды четыре стока для нечистот, куда сливали содержимое всех отхожих мест Парижа и стекала кровь из скотобоен. Чтобы не вдыхать отвратительные миазмы, Николя зажал нос платком. Наступало время летней жары, и волны реки, обмелевшей после весеннего полноводья, более не смывали с берега и арок моста смрадную липкую жижу. Перейдя через мост, он направился в квартал Сите, все еще пребывавший — к великому несчастью господина де Сартина — «непредусмотренным скопищем домов». В самом деле, все тамошние здания стояли вкривь и вкось, всюду выпирали углы, и экипажи с большим трудом продвигались по узким и извилистым улочкам. Перейдя через тесную площадь паперти Нотр-Дам, Николя подошел к средневековому строению, прилепившемуся к увенчанному башенкой южному фасаду собора. В этом здании с массивной дубовой дверью, обитой железными гвоздями и укрепленной железными полосами, находилась резиденция Парижского архиепископа. Николя взялся за дверной молоток и постучал.
Лакей в ливрее, открывший ему дверь, спросил, что за причина побудила его побеспокоить архиепископа. Узнав, что Николя желает немедленно видеть его господина, лакей так скривился, словно его вот-вот стошнит, и уже, без сомнения, приготовился аккуратно вытолкать его вон, как из темного вестибюля вынырнула щуплая фигура в коротком фраке, какие обычно носили клирики. Это был один из секретарей архиепископа, и Николя, исполненный решимости нарушить безмятежное существование хозяина здешних мест, не стал скрывать от служки ни своего звания, ни имени того, чье поручение он исполнял.
— У вас есть доказательства, подтверждающие вашу миссию? — спросил тот.
— У меня два послания к его преосвященству.
Изобразив на лице полнейшую наивность, секретарь протянул руку, наверняка зная, что совершает дерзость, за которую можно и поплатиться; но, видимо, Николя внушил ему доверие.
— Сударь, — холодно произнес Николя, — письма будут переданы только в собственные руки адресата, Тем не менее, я покажу вам печать одного из писем.
И он вынул из кармана письмо, запечатанное печатью с тремя гербовыми лилиями королевского дома Франции; подпись Его Величества и содержимое письма, разумеется, были недоступны для постороннего взора.
— Сударь, — вместо ответа начал секретарь, — подумайте, сейчас очень поздно, вы явились без предупреждения, а монсеньор очень устал, отправляя богослужения в честь дня Святой Троицы. Поэтому я все же попросил бы вас оставить письма. Я вручу их завтра, и мы посмотрим, что можно сделать.
— Сударь, мне очень жаль, но я должен увидеть архиепископа. Приказ короля.
На покрасневшем лице своего хилого собеседника Николя, словно в открытой книге, прочел все незаданные им вопросы. Впрочем, зная, что монсеньора де Бомона уже трижды отправляли в ссылку, архиепископ и его приближенные имели основания опасаться визитов служителей закона…
— Надеюсь, речь не идет…
Николя не дал ему завершить фразу.
— Успокойтесь, сударь. Смею вас заверить, речь идет всего лишь о деле, имеющем отношение к духовному служению вашего хозяина. И ему ничего не угрожает — если вы хотели спросить меня именно об этом.
— Слава Богу! Тогда я иду узнать, сможет ли монсеньор вас принять. Ибо он собирался сесть за ужин в обществе прибывшего к нему гостя.
Служка удалился, оставив Николя в обществе раздосадованного и терзаемого подозрениями лакея. Ждать пришлось недолго; служка вернулся и жестом пригласил назойливого посетителя подняться по мрачной деревянной лестнице на второй этаж. Просторная прихожая со стенами, украшенными портретами кардиналов и архиепископов, являвшихся, как предположил Николя, предшественниками архиепископа нынешнего, исполняла роль зала ожидания. Секретарь поскреб дверной косяк, открыл дверь, прошептал несколько слов и вжался в стену, пропуская комиссара.