Призрак улицы Руаяль

Обессилевший отец Ракар, откинув назад голову, прислонился к стене. Николя и Семакгюс ощутили обжигающее дуновение зловонного ветра. В маленьком квадратном окошке лопнуло стекло, и в мансарде наступила тишина. Освободившись от гнета, к которому за последние дни она успела привыкнуть, Мьетта спала, являя всем свое безмятежное лицо. Выделения, покрывавшие ее во время приступа, исчезли, словно испарились. Николя отметил, что Наганда перестал выбивать на барабане навязчивый ритм. Внезапно, не открывая глаз, Мьетта зашевелилась, с прямой, словно одеревеневшей спиной, встала с кровати и не глядя ни на кого из троих мужчин, открыла дверь, вышла на площадку и стала спускаться по лестнице. Схватив подсвечник, Николя поспешил за ней, жестом приглашая остальных последовать его примеру. Судя по поведению Мьетты, теперь она впала в сомнамбулизм, явившийся, без сомнения, последствием одержимости или же того состояния, кое всем казалось одержимостью. Опасаясь резко нарушить ее болезненный сон, Николя прижал палец к губам, призывая всех соблюдать величайшую тишину.

Все члены семьи Гален по-прежнему сидели заперевшись у себя в комнатах, и участники странного шествия никого не встретили. Спустившись на первый этаж, служанка прошла в кухню, открыла расположенную в небольшой арке дверь из резного дерева и по крутой лестнице начала спускаться вниз. Вскоре они оказались в просторном погребе, заставленном джутовыми мешками, где, судя по висевшему в воздухе запаху дикого зверя, хранились шкуры, которыми торговал Гален. Остановившись перед одним из мешков, Мьетта опустилась на колени и, молитвенно сложив руки, заплакала; неожиданно плач прекратился, и девушка упала как подкошенная — словно потеряла сознание. Священник и Семакгюс подбежали помочь ей. Николя сдвинул мешок; земля под ним казалась вскопанной, а затем утоптанной и заровненной. Поискав вокруг, чем бы копнуть, он не нашел ничего. Тогда, достав из кармана перочинный ножик, он поскреб не успевшую затвердеть землю, а потом начал разгребать ее руками. Вскоре он подцепил кусок ткани, и в нос ему немедленно ударил запах разложения. Запах был столь силен, что перебивал даже едкий аромат кож. Осторожно продолжая свою работу, он вскоре извлек наружу небольшой продолговатый сверток — начавшее разлагаться тело новорожденного, завернутое в пеленку, а сверху обмотанное тряпками.

Мьетта пришла в сознание, но, по словам Семакгюса, разум к ней не вернулся. Она утратила способность не только отвечать на вопросы, но и разговаривать. Несмотря на смятение, вызванное ужасной находкой, Николя чувствовал себя уверенно: разум вновь вступил в свои права, а он вновь вернулся к привычной работе сыщика; оставалось только довести расследование до конца и докопаться до истины. Отец Ракар отвел Мьетту к ней в каморку: они больше не могли ничего для нее сделать. Обряд изгнания дьявола прошел успешно, больная избавилась от терзавшего ее недуга, и ее можно было оставить одну, предоставив опеку над ней нежному милосердию Господа. Возможно, разум к ней вернется. Семакгюсу предстоит осмотреть труп ребенка и сделать предварительное заключение; затем тело поместят в Мертвецкую, где Сансон произведет вскрытие. Пока об открытии Николя никто не узнал, следовало арестовать всех обитателей дома, отвезти в Шатле и посадить в одиночные камеры. Подозрительная смерть уже забрала двух человек, но число их вполне могло увеличиться. Оставить дома Николя решил только кухарку и маленькую Женевьеву. Дорсака, приказчика в лавке, следовало арестовать вместе со всеми.