Призрак улыбки

— Мы через столькое прошли, Ребекка, — сказал он со смелостью человека, только что вновь воскресшего к жизни, — и я хочу, чтоб мы были вместе всегда. Конечно, вы будете заниматься своими делами, а я — своими, но, когда вам придется, скажем, сидеть за столом до утра, я буду варить для вас экстракрепкий caf'e Coletteи выучусь даже печь палочки, которые так вам нравятся.

Повернув голову, Ребекка натолкнулась на абсолютно серьезный взгляд Микио, и в этот сокрушительный для его чаяний момент он понял, что никогда не женится на Ребекке, никогда не поселится с ней под одной крышей и даже не поцелует ее иначе, чем в щеку.

— Да, — мягко сказала она, — мы прошли через многое и стали очень близкими друзьями. Я очень люблю вас и надеюсь, мы будем дружить всегда. Не понимаю, почему мужчинам и женщинам всегда хочется большего, чем настоящая, крепкая, верная дружба? Лично я не хочу ни выходить замуж, ни жить с кем-то, ни даже начинать — прямо сейчас — новый роман. У меня слишком странный режим и слишком устоявшиеся вкусы. Лучшего человека, чем вы, я никогда не встречала, вы мне всегда очень нравились, но, памятуя, каким кошмаром заканчивались все мои любовные истории, я никогда не пойду на риск отяготить нашу дружбу романом. И гарантирую: когда я вновь потеряю голову, виновником будет еще один склонный к безделью и беспринципный, но бесконечно обаятельный Лотарио — зачем ломать установившуюся традицию? Да, кстати, к вопросу о беспринципных Лотарио, — смеясь, прервала она себя, — о Филиппе: он, может, и хладнокровный обманщик, но уж никак не вампир. Сегодня днем я видела, как он с новой милашкой выходил, так сказать, на яркий свет солнца. Кстати, она совсем не такая уж и хорошенькая. С фигурой, если вам нравятся шоу-девочки из Лас-Вегаса, все в порядке, но волосы этой блондинки с медным отливом у корней угольно-черные, а лицо — что-то вроде вареной картошки с прилепленными к ней фальшивыми ресницами. И что забавнее всего, я ее видывала и прежде: она работала официанткой в коктейль-баре клуба для иностранных журналистов.

Слушая это ликующе-уничижительное описание соперницы, Микио слабо улыбнулся: «Вы ее просто стираете в порошок», но его сердце ныло, словно пронзенное острым колом для подвязки томатов. Первое предложение — и первый отказ, думал он. Что это — большая удача или провал?

— Нет, — сказала Ребекка, — стирать кого-либо в порошок мне несвойственно. Но признаю, я всего лишь простая смертная и, естественно, чувствую смесь облегчения со злорадством, когда женщина, укравшая моего возлюбленного, который якобы удалился, чтобы вести жизнь монаха, оказывается жалкой крашеной подавальщицей. Но, господи, разве мыслимо так болтать, когда всего меньше часа назад мы… — она замолчала и, покачав головой, добавила: —Да, такова человеческая порода.

— А ведь если б не вы, я стал бы образчиком нечеловеческой, — шутливо откликнулся Микио, и, рассмеявшись, они обнялись, а потом снова принялись смеяться, и в эти минуты Микио чувствовал себя затопленным любовью к Ребекке: другу, которому он так обязан, и (печально, горько и радостно) умной, храброй, сильной, независимой, страстной, желанной и безнадежно недоступной женщине.

Тем же вечером, проведя два часа в своей маленькой, сделанной из древесины кедра ванне, Микио наконец лег спать и увидел странный сон. Снилось, что он таки стал вампиром и безлунной ночью пробрался через окно к Ребекке, чтобы заняться всеми темными и мрачными эротическими забавами, которым предаются вампиры с пленившими их женщинами. Самым странным и даже пугающим в этом сне было то, что он вовсе не стал кошмаром: наоборот, это был восхитительнейший из всех виденных им снов.

Как и любой другой упрямый, полный чувства собственного достоинства японец, Микио испытывал искушение посвятить всю оставшуюся жизнь безнадежным, но благородным попыткам изменить взгляд Ребекки Фландерс и заставить ее полюбить себя как мужчину, а не просто как друга и брата. Однако он прочел немало западных романов и знал, что такой способ поведения приведет к тому, что дружба будет разрушена и он останется просто ни с чем, а поэтому постарался усвоить непринужденный, радостный, легкий тон и никогда не упоминать о своем идиотском предложении и ее мягком, но безоговорочном отказе.