Призрак улыбки

Спутник Ребекки оказался высоким взъерошенным англичанином по имени Александр Ладгейт. Политический обозреватель для лондонской «Дейли экзаминер», он изысканно говорил по-французски и равно бегло владел самостоятельно выученным японским — странноватым гибридом из мечтательной и кокетливой женской речи и трущобного гангстерского сленга: наречий, почерпнутых им — соответственно — благодаря частому общению с барменшами и букмекерами на бегах. Обе пары получали большое удовольствие от забавного общения на стольких языках, и Микио очень гордился Сидзукой. Она не только прелестно выглядела в кашемировом голубовато-зеленом вечернем платье и маленькой шляпке того же оттенка, но и обнаружила никогда прежде не упоминавшуюся способность прекрасно говорить по-английски.

Поздним вечером Ребекка позвонила в квартиру Микио.

— Вы в самом деле нашли сокровище, — сказала она. — И как приятно, что медовый месяц вы проведете в Париже. Сознайтесь: рады теперь, что я так критично взглянула на перспективу нашей совместной жизни?

Микио в самом деле был этому очень рад. Получалась неловкость, и он быстро сменил предмет разговора.

— Мне показалось, ваш спутник — человек очень неординарный, — сказал он, прищелкивая языком при воспоминании о предложенных англичанином идиоматических новшествах в японском языке. — По-моему, он не относится к породе эгоистичных и бессердечных плейбоев.

— Именно, — вздохнула Ребекка. — Алек настолько хорош, что в это почти невозможно поверить. Мужествен, но поэтичен, хорошо образован и эрудирован, однако любит повеселиться.

Не похож на лжеца, не похож на неисправимого юбочника. Боюсь, я потеряла свой безошибочный дар всегда выбирать неподходящих мужчин.

Со своей стороны Микио был уверен, что его выбор правилен — и на всю жизнь. Обладая умом, обаянием и талантом, Сидзука наделена была еще и чуткостью и тактом. Даже когда они обручились и начали проводить вместе волшебные ночи любви, она ни разу не спросила, почему его двери и окна обвиты низками чеснока, а в глубине шкафа, где хранятся футоны,сложена связка заостренных кольев, а рядом — зачехленный меч вакидзаси,с которого свешиваются ленточки из синтоистского храма. Она не спрашивала и почему он носит на шее серебряный крест и (хотя оба они, пусть и не исполняют обрядов, принадлежат к буддизму) настаивает, чтобы и она носила такой же. Не спросила она и о том, почему он переглянулся с Ребеккой Фландерс, когда ее английский друг заказал в ресторане графин свежего томатного сока, приправленного кориандром. Сидзука понимала, что у каждого есть свои маленькие тайны. В свое время Микио, может быть, и расскажет ей обо всем, что происходило до их сказочной встречи. А если и не расскажет, тоже не страшно. В конце концов, и у нее есть свои секреты.

Итак, жизнь покатилась дальше в этом зелено-золотистом районе Токио, именуемом Угуисудани. Птицы, как прежде, пели в кронах деревьев гинкго, а местные коты, соблазненные видениями пиршества с соловьями в качестве главного блюда, как и прежде, оказывались пленниками своего легкомыслия, и местные полицейские вынуждены были снимать их с тонких веток, росших на самых макушках деревьев. Но когда наступала темнота, единственным скрипом был звук задвигаемых на ночь старинных сёдзи,тяжелое дыхание выдавало лишь взволнованную близость влюбленных или усердие энтузиастов бега трусцой, а хлопанье крыльев означало, что сизокрылые голуби и голубки летят к себе, на ночлег.

Заклятье змеи

…Я жажду хоть однажды испробовать на вкус напиток каждый.

Джеймс Бранч Кэбелл.

Юрген

Ирония в том, что, искренне презирая штампы, я сама превратилась в один из них: близорукая, одинокая, обожающая котов библиотекарша — хвостик на затылке и серо-буро-землистые одежки. Не знаю, что тут виной: неумение делать покупки или накрепко въевшийся автостереотип, но почему-то, так или иначе, я всегда в чем-то песочном, пепельном или хаки — цвета, подходящие для мышей и военных, но явно не прибавляющие очарования девушке с карими глазами, находящейся (теоретически) в расцвете своих сексуальных, эмоциональных и репродуктивных возможностей. Радует только то, что я хоть не тухну за библиотечной перегородкой в каком-нибудь захолустье на Юге Штатов, раскладывая по порядку номера «Дайджеста мыльной оперы» и следя, чтобы «Над пропастью во ржи» не оказалось на одной полке с книжками Ленни Брюса, Анаис Нин и сборниками «Deep Purple».