То, что постороннему наблюдателю представлялось бы смешанным набором диковатых образов, воплощенных довольно неуклюже, для Макара было наброском его мыслей и интуитивных ощущений, из которых он выуживал то, что прошло мимо его сознания. Одна деталь привлекла его особое внимание – ступенька, в которой была нарисована дыра.
– Ступенька… ступенька… – пробормотал Илюшин, вспоминая проломившуюся ступень перед входной дверью. – А ведь точно!
Он бросил взгляд на часы и вскочил, чтобы успеть на завтрак.
Ему предстояло проверить одну идею, которая могла пролить свет на многие вопросы, но для ее проверки Макару требовалось, чтобы в доме никого не было. Поэтому он собирался аккуратно разузнать за завтраком о планах всех членов семьи Шестаковых.
Все получилось даже легче, чем он задумывал: Эльвира Леоновна, безупречная, как искусственный цветок, извиняющимся голосом сказала, что вечером никого не будет дома.
– Совсем недолго, – прибавила она. – С четырех до шести у моей подруги – выступление хора детей, которым она руководит, и нам обязательно нужно присутствовать.
– Для массовки, – уточнила Лариса, переглянувшись с усмехнувшимся Леонидом. – Кто еще, кроме нас, будет слушать эту муть?
– Ты не права, – с серьезным видом возразил Эдуард. – Там будут два с половиной инвалида, которых тетя Тома арканом затаскивает на выступления своих детей.
– Будет вам, – урезонила их Эльвира Леоновна. – Тамара старается от души.
– Не ее вина, что результат не пропорционален усилиям. – Эдуард рассмеялся, но, заметив, что лицо матери стало огорченным, поднял руки вверх, словно сдаваясь. – Мама, шучу, шучу! Мы все придем и будем наслаждаться детским хоровым пением.
Илюшин искоса посмотрел на Элю. Девушка сидела с отрешенным видом и так и не высказала своего мнения о запланированном походе и способностях тети Томы. Едва увидев ее в столовой, Макар с облегчением убедился, что Эля положила ключи в мешочек на поясе как ни в чем не бывало. Поэтому теперь он чувствовал себя спокойно и обдумывал, с чего лучше начать то, что он наметил на сегодняшний вечер.
Его мысли прервал нежный голос Эльвиры Леоновны:
– Если вы приедете раньше шести, Макар Андреевич, то найдете свой ужин в холодильнике. Или дождитесь нашего возвращения – поужинаем вместе. Вчера мы так хорошо посидели, не правда ли?
Четыре пары глаз вопросительно уставились на Макара, ожидая ответа на вовсе не риторический вопрос Эльвиры Леоновны, – все, кроме флегматично жующего Леонида. В карих глазах Эли, как показалось Илюшину, промелькнуло смятение. Он заверил все семейство, что будет только рад провести еще один вечер в их компании, и Эльвира Леоновна удовлетворенно улыбнулась.
Она сделала для Макара кофе, приправленный специями, и Эля, наблюдавшая за тем, какими безукоризненными движениями мать разливает остро пахнущий напиток, ощутила собственную громоздкость. При матери она всегда хотела съежиться, стать такой же изящной, как Лариса, или хотя бы тонкой, как Эдуард. Необходимость идти на сегодняшний концерт выбила девушку из колеи: она собиралась встретиться с Валентином и с тоской думала о том, что сможет увидеть его лишь издалека, в лучшем случае – перекинуться парой фраз через забор. Эля тяжело вздохнула, затем заставила себя успокоиться: Макар Андреевич и так бросал на нее испытующие взгляды, словно подозревал что-то.
А Макар Андреевич после завтрака вышел на улицу, взвешивая все «за» и «против» того, что собирался предпринять вечером, вдохнул теплый, душистый от распустившихся и уже начинавших опадать цветов воздух и решительно направился к дому старика Афанасьева.
Якова Матвеевича не было видно, однако Илюшина это не смутило. Не прячась и не осторожничая, он зашел в сад, прошел по утоптанной тропинке к дому и негромко постучал в окно. Спустя несколько секунд старик выглянул наружу, уставился на Макара недоверчивым взглядом. Седая голова его была всклокочена, будто он только что встал с постели, но в глазах не осталось и следа сонливости.
– Доброе утро, Яков Матвеевич! – Илюшин был бодр и свеж и будто бы не помнил об их последнем разговоре.
Афанасьев кивнул, поджав губы.
– Простите, что так рано! Вы не уделите мне пять минут?
Голова старика исчезла, окно задернули шторой в мелкий цветочек. Илюшин подошел к крыльцу, уселся и приготовился ждать.
Ждал он недолго – за дверью раздалось шарканье, и Яков Матвеевич вышел на крыльцо, кутаясь в полосатый халат, смешной и нелепый. Он казался совсем старым, и Макар, наметивший было для беседы тактику «молодого нахала», до сих пор оправдывавшую себя, неожиданно передумал.
– Не смотрите на меня так, – буркнул старик, запахиваясь потуже. – Халат подарила мне моя дочь. Она должна заехать сегодня утром, и я хотел… хотел, чтобы ей было приятно.