Призрак в кривом зеркале

Яков Матвеевич сам не знал, почему оправдывается. Он вынужден был признать, что, несмотря на все расспросы этого парня, назвавшего себя частным сыщиком, и несмотря на то, что Афанасьев многое бы отдал, чтобы больше не видеть его, парень не вызывал у него антипатии. Скорее наоборот. Вот сейчас нужно было недвусмысленно объявить визитеру, чтобы он убирался и больше не тревожил Якова Матвеевича, но выговорить это Афанасьев был не в состоянии, хотя назвать себя кротким или нерешительным человеком никак не мог.

Второй день подряд он ощущал себя противно мягким, размазанным, как пластилин. Ему отчаянно не хотелось этого признавать, но все дело было в старых воспоминаниях, которые посетитель разворошил, как тлеющие угли в золе, отчего они снова вспыхнули. А еще дело было в собаке.

Чертова тварь куда-то делась. Несколько раз Яков Матвеевич выглядывал из окна, выходил на дорогу, но большая колдобина перед шестаковским домом, где он привык видеть собаку, пустовала. Афанасьев думал о том, что она такая же старая, как и он – по собачьим меркам, – и могла уйти умирать. Или живодеры проехали по их улице – новый мэр рьяно взялся искоренять популяции бездомных собак на улицах Тихогорска – и забрали собаку. «Она же, дура, доверчивая… Пошла и не гавкнула».

От этой мысли ему стало совсем тошно. Парень ни о чем не спрашивал, и Афанасьев не стерпел, сам нарушил молчание:

– Пришел, разбудил – и молчишь, как на поминках, – недовольно сказал он. – Зачем явился-то?

Макар сбросил со ступеньки упавшую откуда-то сверху щепочку, обернулся к старику:

– Если вы не хотите рассказать мне о том, что случилось восемнадцать лет назад, может быть, вы расскажете что-нибудь о Розе, сестре Эльвиры Леоновны? Какой она была? И почему она уехала, а не осталась с сестрой?

Несколько секунд старик смотрел в лицо Илюшину, и правый глаз его чуть подергивался. Затем встал, отвернулся от Макара и облокотился на перила крыльца.

– Хочешь знать, кем была Роза Шестакова? Она была порождением дьявола, вот кем!

Он смачно сплюнул вниз. Илюшин выжидал.

– Обе они друг друга стоили! Только одна умнее, а вторая глупее, вот и вся разница. Все, что можно об Эльвире сказать, говори и о Розе, не ошибешься. А больше мне про нее сообщить нечего.

– Почему она уехала?

– Захотела, вот и уехала! – Старик повысил голос. – Может, потому что совести осталось больше, чем у Эльвиры.

– Вам известна причина ее смерти?

– Не знаю и знать не хочу. Говорили, вроде бы заболела она. Я не спрашивал.

За забором показалась невысокая бледная женщина с круглым озабоченным лицом.

– А вот и Светлана, – вполголоса сказал Афанасьев, спускаясь с крыльца.

Илюшин смотрел, как женщина открывает калитку, заходит в сад, обнимает отца, вышедшего прямо в тапочках на дорожку. Круглолицестью, расплывчатостью черт лица она пошла явно не в него – Яков Матвеевич весь был острый, словно необточенный камень.

– Халат-то, значит, мой носишь… – донесся до Макара ее голос, в котором звучало удовлетворение.

Старик кивнул, и они пошли к дому. Илюшин встал, поздоровался, выдержав испытующий взгляд Светланы, и, поблагодарив Якова Матвеевича за содержательную беседу, ушел. Он спиной чувствовал, что ему вслед смотрят, но не стал оборачиваться.

Из санатория Макар вернулся около трех. Обогнув квартал тем же путем, каким Эля шла к Корзуну, он засел в кустах, чувствуя себя шпионом и надеясь, что ему не придется долго выжидать.

Ровно в три семья Шестаковых вышла из дома: впереди шествовала Эльвира Леоновна в накинутой на темное платье элегантной шали сливочного цвета, за ней – Эля с удрученным лицом, явно чувствовавшая себя скованно в коротком платье, невыгодно подчеркивавшем полные ножки. Лариса выступала неторопливо, брючный костюм изумрудного оттенка делал ее похожей на русалку. Эдуард в костюме, Леонид в строгой рубашке… Макар с любопытством оглядел процессию, отмечая, как торжественно одета вся семья ради такого на первый взгляд несерьезного повода. Затем подумал, что в жизни Шестаковых не так много поводов куда-то выйти всем вместе, и с жалостью проводил взглядом раскрасневшуюся Элю, поминутно одергивавшую подол.

Эдуард задержался возле двери, возясь с замком, и Лариса недовольно окликнула его. Леонид тем временем открыл «Хундай», в котором на переднем сиденье разместилась Эльвира Леоновна, а на заднем, посмеиваясь и переругиваясь, Лариса, Эдуард и Эля. Машина уехала, подскакивая на ухабах разбитой дороги, и Макар выждал минут пять, прежде чем выбрался из своего укрытия.

Дверь он открыл своими ключами и вошел в дом, казавшийся прохладным и сырым после уличной жары. Не забыв закрыть за собой, Илюшин, не медля, отправился в столовую, где выдвинул ящик с приборами и принялся методично перебирать ножи, откладывая в сторону те, что казались ему не подходящими для задуманного.

«Инструменты, – размышлял Макар, – подошли бы куда лучше. Но инструментов у меня нет, и искать их в чужих комнатах – бесперспективное занятие. Значит, придется воспользоваться тем, что имеем».