Призрак в кривом зеркале

– Кстати, Эльвира Леоновна, ваша дочь оказалась куда более восприимчивой и впечатлительной, чем вы, – она хорошо помнила соседку, покончившую с собой, и поверила в то, что в доме действительно поселилось привидение. Скажите, Эдуард, ведь вы не посвятили Элю в ваш план, не так ли?

Парень ничего не ответил.

– Поэтому, – продолжал Макар, обращаясь к нему, но глядя при этом на Элю, слушавшую его с открытым ртом, – ваша старшая сестра принимала всерьез все мои жалобы на плач и завывания призрака. И даже попросила съехать – наверное, боялась за мое состояние. Правда, Эля?

– Да… – пробормотала та, – то есть нет… я попросила не поэтому… Боже мой, Эдик! Мама! Неужели это правда?

– Хватит причитать! – не сдержался Леонид. – «Боже мой! Мама, неужели это правда!» Сидишь, как заколдованная принцесса, в своей комнате и ни черта не знаешь о реальной жизни. Посади тебя с клубком в шалаш – ты и там будешь вязать и глупо улыбаться!

– А вы и в шалаше придумаете какую-нибудь гадость! – парировал Илюшин. – Например, договоритесь с Парамоновым.

– Что? – ахнула Эльвира Леоновна. – Эдик! Не может быть!

– Нельзя же полагаться только на привидение, – пожал плечами Илюшин, не обращая внимания на ненавидящие взгляды Эдуарда и близнецов. – В конце концов вам, Эльвира Леоновна, в очередной раз сделали бы заманчивое предложение, от которого вы не смогли бы отказаться. Я видел вас, Эдуард, вместе с тем самым человеком, который так хочет приобрести дом вашей матушки.

– Вы договорились с Парамоновым?! Не могу поверить… Лариса, Леня! И все это ради того, чтобы я продала дом?!

Лариса вскочила, ударила ладонью по столу, и чашки подпрыгнули, задребезжали на блюдцах.

– Нет, это ради нормальной жизни! Ради того, чтобы избавиться от нашей коммуналки, поселиться отдельно! Как ты не понимаешь, мама, – мы уже взрослые!

– Нормальная жизнь – это быть на вашем содержании? «Взрослые»? Да вы взрослые ничтожества! Как вы смели?! Лжецы!

– Не кричи на меня!

– Если бы ты хоть немного прислушивалась к нам, мама, ничего бы не произошло!

– Господи, не ссорьтесь, умоляю вас!

– А ты вообще не вмешивайся!

– Не оскорбляй свою сестру!

Макар тихо встал и пошел к выходу. На его уход никто не обратил внимания – за его спиной кричали, визжали, обвиняли друг друга и скандалили, так что он облегченно выдохнул, закрыв за собой дверь. «Напрасно вы, Эльвира Леоновна, старались отгородиться от привидений. Люди всегда страшнее призраков».

Глава 11

Яков Матвеевич обошел ранним утром район, притворяясь перед самим собой, будто он просто гуляет, проветривая голову после мучившей его бессонницы. Он заглянул в чужие дворы, посвистел возле пруда, прислушиваясь, не раздастся ли шорох в кустах, и медленно побрел обратно, щурясь от яркого солнечного света.

Вернувшись, старик опустился на холодное крыльцо и некоторое время сидел, бессмысленно глядя на ползущую по тропинке гусеницу. Даже мысль о внуках, которой обычно он себя успокаивал, сегодня не оказала на него никакого воздействия – вслед за нею пришла тревога за дочь, а там потянулось и воспоминание о том, как она чуть не разрушила собственную семью из-за глупой интрижки…

«Надо успокоиться», – подумал Афанасьев, отводя взгляд от гусеницы – ее судорожные рывки отчего-то лишили его остатков душевного равновесия. Яков Матвеевич сосредоточился, соединил вместе подушечки мизинцев, а затем, представив все так, как его учили, закончил упражнение и начал снова, ощущая, что дышать становится легче.

Илюшин вышел из дома и поежился, чувствуя, как утренний ветер насквозь продувает рубашку. Улица вокруг него была напоена сонной тишиной, нарушаемой только доносившимися из окна столовой выкриками Шестаковых. Макар поморщился, сбежал с крыльца и пошел прочь, раздумывая о том, где бы поскорее снять комнату. Оставаться у Эльвиры Леоновны он больше не собирался.

Проходя мимо дома старика Афанасьева, Илюшин замедлил шаг возле куста сирени, а затем и вовсе остановился, приглядываясь к хозяину, сидевшему на крыльце. Яков Матвеевич делал что-то странное: последовательно соединял пальцы «домиком», держа руки перед собой, и, кажется, что-то бормотал себе под нос. Макар некоторое время удивленно наблюдал за ним, а затем подошел к калитке и окликнул хозяина.

Афанасьев его не услышал, весь погруженный в свое странное действо, и тогда Илюшин постучал по перекладине забора.

– Яков Матвеевич! – крикнул он. – У вас все в порядке?

Старик вздрогнул, будто просыпаясь, поднял голову, узнал Макара и кивнул, показывая, что тревожиться не о чем. Он сделал рукой непонятный жест, который можно было истолковать двояко: и как предложение заходить, и как просьбу оставить его в покое и убираться. Поколебавшись секунду, Илюшин решил, что ему подходит первая трактовка, и открыл калитку.