Призрак в машине

Джудит заторопилась к Эшли и буквально утащила его, сказав, что у них еще миллион дел. Мэллори показалось, что никаких дел у Эшли нет и что он охотно посидел бы еще. Сквозь открытое окно кухни до них донесся разговор на крыльце.

— С каких это пор она называет тебя Эш? — спросила Джудит.

Миссис Крудж прошла в коридор.

— Миссис Лоусон, я шла мимо и решила выразить вам свои соболезнования. Я приду завтра в десять, как обычно, ладно?

— Да, конечно, — ответила Кейт. — Раз уж вы здесь, может быть, выпьете чаю?

— Ладно. Думаю, Бен тоже захочет выпить чашечку.

Кейт была рада, что к Бенни пришла посетительница. Тем более старая подруга. Может быть, она сумеет поговорить с Дорис. До сих пор Бенни ничего не говорила ни Кейт, ни Мэллори. Конечно, еще очень рано. Кейт поставила цветы на стол и направилась к сумкам. Мэллори, искусно скрывавший свою радость, пошел за ней следом.

Но не успели они взяться за ближайшую сумку, как вернулась миссис Крудж.

— Что-то вы быстро, — сказал Мэллори.

— Как она? — спросила Кейт и чуть не добавила «как вы», потому что миссис Крудж была бледной и очень расстроенной.

— Не знаю, что и ответить, — сказала Дорис, садясь на диван. — Могу сказать только одно: это не Бенни.

— У нее был сильный шок, — промолвил Мэллори.

— Она смотрела сквозь меня, как будто не видела. Только сунула это мне в руку и начала кричать: «Забери их! Забери их!» Я и ушла.

— Что там? — спросила Кейт.

Дорис вывернула сумку, и оттуда выпали красивый изумрудно-голубой жакет, длинная юбка, белье, чулки и туфли Бенни. А еще парик с буклями, напоминавшими медные сосиски, часы и сережки, которые были на ней в тот злополучный вечер.

— Что мне с ними делать? — спросила миссис Крудж. — Сдать в благотворительный магазин?

— Не здесь, — ответила Кейт и начала складывать одежду. Вероятность того, что Бенни увидит эти вещи на ком-нибудь другом, составляла один на миллион. Но кто его знает… — Я сделаю это в Лондоне.

После ухода миссис Крудж, которая все же выпила чаю и слегка поплакала, Кейт и Мэллори решили устроить ранний обед из остатков горохового супа и хлеба с сыром. Бенни отказалась разделить с ними трапезу, объяснив, что у нее в холодильнике много продуктов, которые нужно доесть, иначе они испортятся.

Кейт подозревала, что это не так, но ничего не могла сделать. То, что Бенни отказалась есть с ними, было очень необычно и вызывало тревогу. Но она явно не желала ни с кем разговаривать, и это желание следовало уважать.

Когда Лоусоны сели за стол, зазвонил телефон. Мэллори порывисто снял трубку, но его надежда тут же сменилась разочарованием.

— Да, хорошо… — сказал он. — Нет, это невозможно… Ладно. В десять тридцать. Спасибо, что сообщили. — Мэллори положил трубку.

— Это дознаватель, — объяснил он. — В десять тридцать. В пятницу. У коронера. Они пошлют повестку по почте. Мне быть не обязательно, но я все равно поеду.

— Что значит «невозможно»?

— Они сказали, что Бенни…

— О нет! — воскликнула Кейт. — Она не может… она не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы. Она даже с нами не может говорить!

— Не расстраивайся…

— Мэл, на это соглашаться нельзя. Если бы она была в больнице, они не смогли бы ее вызвать.

— Я свяжусь с Корнуэллом. Он поговорит с ними и объяснит ситуацию.

Однако, к удивлению Кейт и Мэллори, после посещения квартиры Бенни Джимми Корнуэлл сказал, что она решила пойти на дознание. И даже настаивала на этом с пеной у рта.

Эта весть огорчила Лоусонов. По мнению Кейт и Мэллори, Бенни плохо представляла себе, что такое дознание. Они надеялись, что до пятницы сумеют ее переубедить.

Глава двенадцатая

Следующие тридцать шесть часов прошли как в тумане. Все делали свое дело. Бенни полола в оранжерее сорняки и поливала помидоры и перец. Приходила Дорис, убиралась, беззлобно сплетничала и уходила. Кейт и Мэллори разобрали почти всю почту. Остались только две рукописи, пришедшие первыми, а потому лежавшие в самом низу.

Худшие опасения Кейт сбылись. Надо отдать должное авторам, некоторые их опусы были забавными, хотя и непреднамеренно. Мэллори погрузился в одну рукопись, посвященную музыкальной школе. Бедняга часто присутствовал на репетициях нудных концертов самодеятельности, стоивших ему нескольких лет жизни. Все участники хотели стать поп-звездами, а шоу вел бездарный учитель английского языка, метавшийся по сцене как Уорнер Бакстер в «42-й улице»[73].

— Ты только глянь! — воскликнула Кейт. Она вытряхнула первую из оставшихся сумок и держала в руках узкий и длинный сверток, обернутый в плотную бумагу с водяными знаками и запечатанный красной сургучной печатью. Видно, что автор придавал своему творению большое значение. Рукопись, завернутая в плотную бурую бумагу, была прошнурована и также скреплена печатями. К ней было приложено письмо.

— Это от мистера Мэтлока. — Она вскрыла письмо. — Из Сиднея. Он — «единственный оставшийся в живых член послевоенной группы наблюдения, деятельность которой тщательно описана в прилагаемом ценном документе».

Мэллори громко расхохотался.

— Ты шутишь!