Вопрос прозвучал в неожиданно установившейся тишине, и все посмотрели на Сосновского. Тот удивленно уставился на товарищей, потом принял вертикальное положение и заверил:
– Да, убит, убит! Вы что? Думаете, я бы скрыл какие-то детали, если бы сомневался сам? Вы лучше скажите мне, как и где нам его теперь искать. С одной стороны, это легко, а с другой – очень сложно.
– А если без парадоксов? – попросил Шелестов. – Твои предложения?
– Это не предложения, – вздохнул Сосновский. – Я просто пытаюсь понять положение Майснера, если он жив и находится в Брянске. Смотрите, что получается! Он не знает русского языка, значит, он не сможет втереться в доверие к каким-нибудь слоям населения и найти убежище. Здесь у него вариантов нет. Прятаться ему в городе немыслимо сложно. Он ведь должен не только прятаться, но еще и как-то выжить. То есть он должен питаться, спать.
– Интересно, продолжай, – кивнул Шелестов.
– Но и надеяться на своих соотечественников Майснер не может, – продолжил Сосновский. – Уж служа в вермахте, он прекрасно осведомлен о том, как работает нацистская тайная полиция. Если он в розыске, тогда в районе, где он может скрываться, раскинута обширная сеть. Причем с очень маленьким размером ячейки, если уж продолжать говорить образно. Ни в одной службе мира нет столько осведомителей, сколько их имеет гестапо. Это умение появилось не сейчас и не сразу. Этот опыт они приобретали годами, эту систему выстраивали с середины тридцатых годов. Уж вы мне поверьте, я работал в Германии несколько лет. Так что Майснер не станет выходить к своим, не станет выдумывать легенду, чтобы скрыться из Брянска. Я считаю, что он обречен сидеть здесь и выживать. Вопрос, как найти его следы?
– Он может захотеть спасти свою шкуру, когда станет совсем уж туго, – сказал Коган. – Я понимаю, что Анохин профессионал и вербовал его серьезно. Но есть еще и обстоятельства, а они порой сильнее человека. Когда ситуация безвыходная, человек склонен искать хоть какой-то приемлемый выход. Майснер вполне может явиться к своему начальству с портфелем и сказать, что спас его в борьбе с разведкой Советского Союза. Мол, поэтому и бежал из-под стражи.
– Не поверят! – уверенно завил Буторин.
– Не поверят, – согласился Коган. – Но и не расстреляют. Все-таки спас документы, появилась гарантия, что русские их не видели. Максимум, что ему грозит, это концлагерь. Продержится там как-то до конца войны, а потом еще и пособие будет получать как антифашист и борец с гитлеризмом.
– Предположения, – отмахнулся Буторин. – Слушайте, а что мы вообще о Майснере знаем? Давайте плясать от печки!
– Что знаем? – задумчиво повторил Шелестов. – Антифашист. Службы в армии избегать не стал по заданию своей антифашистской ячейки. Они же занимаются в том числе и разложением армии, пропагандой своих идей, привлечением новых сторонников. Неизвестно, насколько активно он работал по заданию партии, но дослужился до унтер-офицера, значит, не дурак. Значит, с головой, значит, довольно гибок, хитер.
– Если только он вообще выполнял задание своей партии, – хмыкнул Коган. – А то, может, только вид делал, а сам служил себе и выслуживался.
– И этот вариант придется учитывать, – согласился Шелестов. – Что еще мы знаем о нем? Что еще рассказывал о Майснере Анохин? Специально он о своем агенте ничего не говорил, все, что я помню, прозвучало как бы в разговоре, фоном прошло. В антифашистском движении Майснер недавно. Примкнул в тридцать девятом, когда Германия напала на Польшу. Его отец воевал в Германскую, сам Майснер в молодости, лет с пятнадцати, работал в цирке шапито. Кажется, сначала просто помогал по технической части, потом стал партнером коверного клоуна, а потом работал уже в группе гимнастов. Так что парень он спортивный. Но что нам эта информация дает? Пока ничего.
Глава 6
Шелестов считал, что в группе никто особенно актерскими талантами не блистал. Разумеется, у всех был большой опыт работы, каждый мог убедительно изобразить любой типаж человека. Но в данных условиях идентичность должна быть полной. И переодеться в женщину или в старика с костылем означало бы полный провал. Играть такую роль правдоподобно и долго вряд ли кто-то сумеет. Поэтому Максим решил, что нужно не выпячивать какие-то яркие особенности личности, а, наоборот, подобрать такие образы всем, чтобы каждый терялся в толпе, становился неприметным, привычным, обыденным.
Пашка каким-то образом раздобыл одежду. Шелестов не расспрашивал паренька, откуда он ее взял. Просто догадался, что у каждого из них на фронте воюет отец, может быть, старший брат, еще кто-то из родственников. И дома у каждого есть что-то из одежды. Конечно, хорошее драповое пальто или зимнее на вате с меховым воротником, добротный костюм или крепкие ботинки давно уже проданы на рынке или обменяны на продукты. Но в каждом доме есть одежда, которую можно назвать рабочей.