Призрак в мундире

– Как на товарной базе, – засмеялся Сосновский. – Все в соответствии со списком и даже попросил отпустить без очереди.

Когда они вошли в штольню, Артамонов испуганно поднялся с лавки, уставившись на форму и погоны Сосновского. Но тот только махнул рукой.

– Спокойно, папаша! Это маскировочка. Воды дайте, ребята, во рту как в пустыне Сахара. И даже хуже.

Он буквально упал на лавку у стены и принялся жадно пить из фляжки, которую ему протянул Шелестов. Смочив наконец слизистую оболочку рта, он коротко пересказал, как ему удалось достать медикаменты и хирургический инструмент. Признался, что была в голове шальная мысль использовать машину для целей группы, но потом все же решил, что это слишком заметное средство передвижения. Да и сам факт похищения машины скоро станет известен. По лесу тоже особенно на грузовике не поедешь. Колесному транспорту нужны дороги. А как раз на дорогах русских разведчиков и ждут.

Через полчаса, когда вскипятили воду, когда в стерилизаторах приготовили шприцы, продезинфицировали инструмент, врач приступил к операции. Артамонов очень волновался, ведь навыков у него было очень мало, да и те относились к его молодости. Но врачи, как и солдаты, отличаются решительностью. Есть такое слово «надо», у солдата есть присяга, у врача – клятва Гиппократа. И никто из них не вправе отступить. Майснер был без сознания. Шелестов помогал следить за пульсом раненого так, как научил врач. Буторин подавал инструмент как заправская хирургически сестра. Сосновскому доверили следить за освещением. Масляные светильники могли погаснуть в любой момент, а останавливать операцию нельзя. Несколько раз Буторину приходилось салфеткой вытирать лоб врача, когда капли пота готовы были сорваться вниз.

Артамонов работал молча. Только отдавал короткие приказы, что подать, как держать, поправить свет. Все молчали, следя за руками старика. Наконец пуля была извлечена. она упала на салфетку у изголовья раненого. иссечены поврежденные ткани. Теперь врач начал зашивать рану. Обработка шва, наложение повязки.

– Все, – выдохнул старик и без сил опустился на лавку.

Он дрожащими руками стянул перчатки с рук и вытер рукавом лоб. Странно, но во время операции руки врача не дрожали совсем, а сейчас старик с трудом снимал перчатки.

– Вы не поверите, – тихо, с виноватой улыбкой сказал Артамонов. – Я так еще никогда в жизни не боялся.

– Да будет вам, – засмеялся Шелестов. – Вроде бы очень простая операция.

– Простая? – врач покачал головой. – Вы вот думаете, что вся сложность, как разрезать и как зашить? Что хирург – это тот, кто умеет резать и зашивать? Нет, товарищи, резать – да, надо уметь, а зашивают, как правило, помощники. Особенно если операция тяжелая. У хирурга знания по анатомии глубже, чем у терапевта. Я боялся того, что не вспомню расположение сосудов. Мог ведь запросто задеть крупный сосуд, и мы бы вашего товарища не спасли в этих условиях. Обильное кровотечение, и все. У хирургов навыки: где и в какой момент какой сосуд пережать, зажимы специальные, а я названий их уже не помню. Так-то вот!

– Ну что же, товарищ Артамонов, – серьезно сказал Шелестов. – От имени советского командования выражаю вам благодарность за спасение жизни бойца Красной армии, получившего ранение на фронтах Великой Отечественной войны. Я, как командир этого подразделения, доложу командованию о вашем подвиге и буду ходатайствовать о награждении вас государственной боевой наградой.

Врач торопливо поднялся, протер пальцами очки и неумело вытянулся перед своими гостями.

– Служу Советскому Союзу! – хрипло произнес Артамонов, и его глаза стали влажными.



Глава 9

Майснер, еще бледный, лежал на постели, устроенной ему в гроте. Дверь починили и завесили изнутри брезентом, найденным среди брошенного имущества карьера. Увидеть дверь было непросто, нужно углубиться в карьер и подняться на пятиметровую высоту. Раньше туда вела дорога, по которой подъезжали машины, но ее засыпало породой, когда рядом упала бомба.

– Держитесь, Карл, – сказал Сосновский, пожимая немцу руку. – За вами будет ухаживать врач. Думаю, что скоро сюда придут советские части. Мы сообщим о вас командованию, и вас вывезут в тыл.

– Я понимаю, что буду для вас обузой, – согласился немец. – Я слишком слаб, а вам, возможно, предстоит пробиваться с боем.

К Майснеру подошли по очереди Буторин, Шелестов, потом Коган. Немец улыбнулся, пожимая руку Борису, потом сжал ее сильнее.

– Вы мне не доверяли, я знаю, – повто– рил Майснер то, о чем уже говорил недавно. – Я знаю, что доверие нужно заслужить. Я никогда не думал, что буду с благодарностью пожимать руку еврею. Понимаете, Борис, нам теперь надо заслужить доверие и своего народа, и других народов, которым гер– манский нацизм принес столько горя. Надеюсь, умные люди поймут, что виновны не все немцы.

– Поймут, – кивнул Коган. – Человек по натуре добр и отходчив. Поймут и простят. Главное, чтобы вы приложили к этому руки и голову в дальнейшем.