Призрак Великой Смуты

– Как только я прибуду в Петроград, то непременно доложу обо всем здесь сказанном председателю Совнаркома товарищу Сталину, – сказал я и, встав со стула, надел фуражку, показывая, что наш импровизированный военный совет закончился. – Ну, а с товарищем Дзержинским мне все равно придется встретиться, чтобы обсудить с ним первоочередные меры по усилению охраны государственной границы. Думаю, что правительство советской России окажет нам всю необходимую помощь. Честь имею, Михаил Степанович. Всего доброго, товарищ Рахья. До скорой встречи!

12 февраля 1918 года, около полуночи. Забайкалье, окрестности станции Даурия

До станции Даурия спецкоманда старшего лейтенанта Николая Бесоева и неполная сотня Аргунского полка под командованием подъесаула Ивана Тетери добирались чуть больше недели. Выступили они с восемьдесят четвертого разъезда ранним утром пятого февраля. Шли в обход через перевал Нерчинского хребта, расположенный примерно в тринадцати верстах восточнее того, через который проходила железная дорога. Путешественники пользовались этим путем редко, а уж зимой он считался почти непроходимым. Но, как говорится, «почти не считается». Казаки Аргунского полка с детства знали в этих местах каждую тропку и каждую расщелину в горах. Здесь зимой они охотились на белку с соболем, а осенью били кедрач.

Экспедиция была замаскирована под обычный санный обоз – четыре десятка саней-розвальней, запряженных маленькими лохматыми монгольскими лошаденками, за которыми в поводу шли укутанные попонами боевые кони. На розвальни погрузили амуницию и фураж, в них же разместились казаки постарше. Молодежь же, как и экипированные по-походному бойцы из команды Бесоева, встала на лыжи – бить перед обозом занесенную недавним бураном тропу.

Так и тронулись в путь. Провожало их почитай все командование Забайкальской бригады: Сергей Лазо, Зиновий Метелица, Георгий Богомягков, Василий Балябин и другие. Обнялись на прощание, помахали вслед уходящему отряду руками и вернулись к своим делам, которых еще было ой как много.

Тем временем на станцию Борзя непрерывным потоком прибывали добровольцы, и этот поток не ослабевал, а только усиливался. Помог этому захваченный Зиновием Метелицей японский капитан Окуномия. Нет, сам он знал не очень много. Кое о чем он догадывался или предполагал. Но даже и этой малости, выложенной им как на духу под воздействием «сыворотки правды», хватило для того, чтобы забайкальское казачество буквально вскипело.

Японцев тут не любили поболее иных. Даже соседи по ту сторону границы, с которыми казаки нет-нет да и резались не на жизнь, а на смерть из-за угнанного скота, не вызывали к себе такой ненависти. То было зло привычное и мелконазойливое, с ним уже казаки успели сжиться и сродниться. А вот японцы, с которыми казаки и воевали-то только один раз, ощущались как самое настоящее зло. Новость о том, что Семенов хочет посадить им на шеи «вот энтих косорылых», взбесила буквально всех, за исключением разве что самых богатых и их верных прихвостней, рассчитывающих хорошо устроиться при любой власти, кроме советской.

Так что существующие батальоны и эскадроны бригады быстро пополнялись добровольцами. Кроме того, в преддверии боев за перевал формировались новые части, в том числе и четыре лыжные роты из лучших охотников, которых вооружили захваченными у японцев винтовками «Арисака». Для лесных снайперов, и из дедовской кремневки бьющих белку в глаз, такое оружие, по выражению русского оружейника Федорова, «обладающее избыточной точностью», оказалось в самый раз.

Командовал и натаскивал сводный лыжный батальон бывший полковник Русской императорской армии Яков Слащев, в этой истории вместо несуществующей Добровольческой армии одновременно с генералом Деникиным присоединившийся к корпусу Красной гвардии. Отчаянно храбрый человек и талантливый тактик, он всю дорогу от Петрограда до Борзи, как губка, впитывал рассказы старшего лейтенанта Бесоева о тактике спецназа и штурмовых групп, накладывая эти рассказы на свой фронтовой опыт на Германском фронте, где ему довелось командовать ротой, а затем и батальоном. Повоевал тогда Яков Александрович лихо, о чем говорили ордена Святой Анны 4-й, 3-й и 2-й степеней, Святого Владимира с мечами 4-й и 3-й степеней, Святого Станислава 2-й степени с мечами, Георгиевское оружие и Георгиевский же крест 4-й степени, а также продвижение по службе – за три года от ротного до полкового командира.

Пока на станции Борзя переформировывалась и пополнялась Забайкальская бригада Красной гвардии, сводный отряд старшего лейтенанта Бесоева и подъесаула Тетери медленно продвигался вперед. Впереди отряда шел головной дозор, состоявший из опытного охотника, уже пожилого, в возрасте за сорок, старшего урядника Акинфия Митрохина и четырех спецназовцев старшего лейтенанта Бесоева, одетых в зимний камуфляж и полностью экипированных по стандартам XXI века.

На первом же ночном привале старший урядник отозвал в сторону своего командира.