Призрак Великой Смуты

Услышав, что человек, весь с головы до ног одетый в белое, назвал ее девушкой, Дарья захлопала ресницами еще сильнее. От удивления у нее даже слезы высохли.

Кстати, взятый в плен со спущенными штанами офицер тоже оказался старым знакомцем Акинфия, только с другой стороны – бывший подъесаул Аргунского полка барон Тирбах Артемий Игнатьевич. Услышав эту фамилию, прапорщик Воронов сразу сделал стойку. Барон Тирбах – это та еще сволочь и садист, он входил в список лиц, подлежавших безусловной ликвидации. Но предварительно его следовало хорошенько допросить.

На дневку, выставив секреты, отряд устроился в небольшой балке верстах в пяти от Даурии. Ждали темноты, которая зимой наступает тут довольно рано. Тут же был самым жестоким образом допрошен и затем прикончен барон Тирбах, причем сделала это Дарья, недрогнувшей рукой пристрелившая насильника из бесшумного оружия прапорщика Воронова. Кстати, ее тоже расспросили, и этот рассказ дополнил сведения, полученные при допросе барона.

Есаул Семенов со своим штабом уже неделю жил в пристанционном ресторане. Там же околачивался и раненный при штурме перевала его главный помощник, барон фон Унгерн. Охраняла их полусотня конных баргутов и рота наемников-сербов, искренне убежденных в том, что, заключив Рижский мир, русские вообще и правительство Сталина в частности их предали, и потому послушно исполнявших самые бесчеловечные приказы Семенова и Унгерна.

Раздосадованные неудачей, которую они потерпели у станции Борзя, эти двое лютовали так, что народ уже не знал, куда от них деваться. Семеновское воинство не жалело ни старого, ни малого. Вот и Дарья попробовала от них сбежать, но была настигнута бросившимся за ней в погоню бароном Тирбахом и чуть было не погибла.

Покачав головой, старший лейтенант Бесоев приказал готовиться к ночному делу, ради которого они, собственно говоря, сюда и пришли. Кстати, за время недолгого общения с Дарьей он умудрился запасть в ее истосковавшееся по любви сердце. А то как же, красавец мужчина – храбрый боевой офицер и при этом веселый и обходительный. Что она там себе еще нафантазировала – бог весть, но пока речь, собственно, не об этом.

Когда окончательно стемнело и на небе зажглись холодные зимние звезды, спецназовцы проверили оружие, надвинули на глаза ноктовизоры, а казаки из сотни Ивана Тетери, нацепив погоны, сели в седла своих боевых коней. Сводный отряд выступил к станции Даурия.

Первыми умерли внезапно взятые в ножи часовые на околице, после чего спецназ и движущиеся следом казаки растеклись по пристанционному поселку, беспощадно убивая всех встречных, зная, что местные жители, исполняя приказ есаула Семенова о комендантском часе, с наступлением темноты безвылазно сидели по домам. Спустя полчаса дело было сделано: есаул Семенов, барон фон Унгерн и еще один персонаж, начальник семеновского штаба полковник Леонид Вериго, были оглушены и ослеплены светошумовой гранатой, а затем связаны. Всю их охрану уничтожили, после чего из застенков контрразведки, которую возглавлял покойный барон Тирбах, были выпущены узники.

Сделав дело, старший лейтенант Бесоев по рации вышел на связь с бронепоездом и сообщил Сергею Лазо и Зиновию Метелице, что станция Даурия ими освобождена, командование особого маньчжурского отряда или уничтожено, или взято в плен, и что завтра с утра можно начинать штурм перевала. До окончательного разгрома того, что осталось от банды Семенова, оставалось совсем немного.

А ночью к разместившемуся в ее доме старшему лейтенанту Бесоеву, на цыпочках, дрожа от волнения, словно незамужняя девица, пришла Дарья. Ни слова не говоря, она задула свечку, после чего, спустив с плеч ночную рубашку, всхлипнула и нырнула к нему под одеяло, прижавшись своим горячим, истосковавшимся по любви телом. Вот и пойми после этого женщин…

14 февраля 1918 года. Владикавказ, Александровский проспект, 10, гостиница «Париж». Михаил Александрович Романов, бывший великий князь, а ныне командир конно-механизированной бригады корпуса Красной гвардии