Призрак замка Аруэ (СИ)

— А я помню! — отчаянно взывал он ко мне. — Помню за нас двоих, Кори! Как мы встретились впервые, в той небольшой парящей кофейне напротив главного корпуса Института. Ты не знала тогда, что попадешь ко мне на курс разумного природопользования. Да и я поначалу принял тебя за нового преподавателя, иначе ни за что не осмелился бы подойти и завести тот до неприличия глупый разговор. А потом началась гроза — да не такая, когда дается полчаса для того, чтобы добраться до жилых модулей, а самая настоящая хариклианская буря, от которой можно укрыться лишь высоко в горах, в наскальных городках, как тот, где и находится научный корпус системы Центавра. Нам долго не разрешали тогда покинуть то стеклянное, похожее на гигантское яйцо, заведение. Вокруг бушевала стихия, сверкали молнии, насыщенное электрическими разрядами и озоном небо выдавало самые невероятные краски из возможных: от ярко-золотых до темно-лиловых, с пугающими мазками индиго. Мы уже приготовились заночевать на скользком зеркальном полу, когда автоматические шторы вдруг опустились, открывая нашему взору, со всех сторон, привычное чистое голубое небо, и магнитоплану разрешено было развести нас по корпусам. А наше сумасбродное путешествие на северный полюс планеты? Когда ты захотела полюбоваться Самаумовыми Лесами и миграцией через них белокрылых китовых цапель. Вот что уж точно я мечтал бы забыть. Но я помню, Кори, родная, помню лишь для тебя. Ведь ты призналась однажды, что это был чуть ли не лучший момент в твоей жизни, когда мы сидели в том тесном спиннере, который я позаимствовал у аэрологов, и, зависнув над зеленым морем древних деревьев — на сотню километров вокруг ни единой бреши, ни одной проступающей через плотно сомкнутые кроны спасительной вершины — и любовались взмахами, у самого купола кабины, гигантских кожистых белоснежных крыльев. Полет в одну сторону занял почти шестнадцать местных часов — около пяти стандартных, и я до последнего опасался, что мне не хватит топлива на обратный путь. Тогда нам пришлось бы в срочном порядке прерывать наше свидание с исполинскими птицами и все силы бросить на то, чтобы добраться до Зубцов, где у самой границы с мелколесьем из хвощей на высоте шести сотен метров над поверхностью строился новый город для колонистов с Гиппы. А ты помнишь…

Я сам не заметил, как начал вновь погружаться в рассказ о неизвестном для меня мире, о землях, парящих меж звезд в небесной мгле, и об обитающих на них храбрых и находчивых людях, сумевших подчинить себе суровые заоблачные дали и даже укротить стихии света и тьмы.

— А наш первый совместный контракт? Я знал, что будет нелегко, но ты так стремилась покинуть родную систему, что любой вариант за пределами Центаврии казался для тебя идеальным. И стоило хитрецу Уве поманить тебя сладким пряником неизведанного, ты тут же подорвалась в систему Вирджиния, за двадцать три световых года от дома. Вот уж куда бы я ни за что не хотел вернуться вновь. Первые три из шести положенных нам лет на «близнецах» были самыми ужасными. Я-то думал, что мы на весь срок отправимся на Прозерпину, но тебя попросили посмотреть теплицы на Тривии, и я не раздумывая согласился составить компанию моей лучшей выпускнице. Три года на пустынной, безжизненной планете, где можно выходить на поверхность лишь в тесном скафандре старого образца (списанном еще, наверное, с первых миссии на Реме), и то лишь на два коротких часа за местные сутки, пока этот монстр повернут к звезде своей выжженной стороной. Тридцать градусов Цельсия в тени, восемьдесят! в лучах рассвета. А скорость вращения?! Центрифуга — не иначе, до сих пор вспоминаю с содроганием… Благо под землей почти не ощущалось. Но вы с Жанин сделали это! Сорок автономных подземных теплиц — достаточно, чтобы кормить целую бригаду исследователей и рабочих. Ты сейчас должна была поинтересоваться, нашли ли они хоть какие-то ценные ресурсы в недрах безжизненной глыбы, на которой мы провели три долгих года — три года под землей, Кори! ловя исцарапанными оболочками скафандров редкие, но смертоносные лучи обжигающей звезды Вирджинии. И на твой справедливый вопрос я бы вновь сочувственно помотал головой, но посоветовал бы тебе все же не терять веры. Пусть кристаллов там и нет, но хоть что-то же стоящее должно течь в жилах этого раскаленного куска надежд и трудов человеческих десятилетий и наших с тобой, Кори, трех мучительных лет. Трех самых отвратных и, вместе с тем, самых счастливых лет моей жизни, потому что ты тогда сказала «да», Кори… И твои полные восторга глаза, когда я достал тебе ко дню рождения целый ящик плодов с Прозерпины. Мелких и кислых, но все-таки фруктов.

Я не способен был передать словами, какое впечатление произвели на меня эти его воспоминания. То были не скупые факты из истории незнакомого мира, а излияния живого человека, страждущего вернуть свое счастье. И я просто обязан был дать ему хоть-какой-то отклик.

— Это было, наверное, сравни подвигу? — восхитился я. — Фрукты из другого мира!

— Полгода работ. Но это того стоило, поверь… — отмахнулся он.