Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого

Положив коробку с дурманом в сумку рядом с недопитой домашней белопольской наливкой, Максим вышел из отеля и через знаменитый Майдан пошел по широкой стороне Крещатика к Киевской опере за билетом на вечернее представление. Он внимательно посматривал по сторонам и заходил во все переулки и тупики, которых в центре Великого города было полным-полно. Историк шел и думал, как в забитой мотлохом столице сможет уйти от слежки и даже избежать захвата. Слишком важное дело ему предстояло, и Максим не собирался давать местным чиновным любителям гривен шанса на победу.

Киев, особенно его исторический театральный центр, Максим знал хорошо, однако его вовсю ломали и застраивали как попало, изменяя веками устанавливающиеся пешеходные маршруты. Частные владения за заборами и шлагбаумами перекрывали входы и выходы в улицы и переулки, и любой обнаглевший от уже привычной безнаказанности ресторан мог среди бела дня закрыть тротуар перед собой для установки рекламной тумбы или щита, выгнав многочисленных пешеходов на проезжую часть под колеса полоумных автомобилистов, не соблюдавших правила дорожного движения. Историк хорошо помнил, как, идя в прошлый приезд от цирка по улице, параллельной Проспекту Победы, он так и не смог на него свернуть, постоянно натыкаясь на строительные краны, заборы и помойки, почему-то не раздражавшие никого, кроме московского исследователя. Таких закрытых друг от друга улиц в Великом городе на семидесяти семи холмах было столько, сколько не нашлось уделанной и разбитой тротуарной плитки в городе Запорожье, посещение которого в недавнем прошлом вызвало у Максима оторопь.

Свернув с Крещатика направо на улицу Богдана Хмельницкого, которая была сплошь заставлена неправильно припаркованными дорогими автомобилями, и пройдя по ней до Киевской оперы, Максим так и не смог нигде нормально пообедать. Редкие заведения предлагали какой-то странный ассортимент блюд по еще более странным ценам, не предполагавшим большого количества посетителей, которых и не было.

В Киевской опере в праздничный вечер опять давали гала-концерт, и Максиму удалось купить из оставшейся случайно брони билет в восьмом ряду партера. Было пять часов вечера, когда историк наконец пообедал в дорогом модерновом кафе у Золотых Ворот и двинулся по Владимирской улице, пройдя мимо серо-коричневого дома, почему-то напомнившего ему точно такое же, но намного большее здание на московской Лубянке. На Софийской площади Максим поклонился удивительному всаднику на огромном камне, чье фото он поместил на обложку своей книги о главном герое украинского народа.

В уже наступившем вечернем полумраке, Максим, находившийся в твердом уме и трезвой памяти, вдруг отчетливо увидел, как сидевший на своем любимом аргамаке каменный Богдан Хмельницкий посмотрел ему прямо в глаза, мягко улыбнулся, кивнул и еще выше поднял знаменитую гетманскую булаву, приветствуя того, кто нашел через века его збаражский архив. «Свой узнал своего и сказал напутственное слово», — произнес историк и только потом понял, что говорил с каменным властелином, довольным его действиями.

Многодневную усталость Максима как рукой сняло, он еще раз поклонился великому гетману в пояс и прошел вперед до Андреевского спуска, на котором, по слухам, у музея Булгакова раз в месяц сталкивались прошлое и настоящее. Возвращаясь, историк прошелся мимо закрытого в понедельник Музея Украины и по Большой Житомирской улице и Ярославому Валу опять приблизился к оперному театру, в который уже пускали первых нетерпеливых зрителей.

Пути отхода из Киева в случае слежки и погони за Максимом были в порядке, хотя и не без сюрпризов, о которых Максим вовремя узнал. Якщо за наше жито нас же буде бито, то и у Максима в конце концов может урваться терпец, а тоди вже, как терпение лопнет, панове-кугуты из властного треугольника, будет вам не только круг от бублика и от жилетки рукава, но и еж против колючек в горлянку!

Гала-концерт был изыскан и красив. Довольный увиденным, Максим успел поужинать в расположенных рядом с Оперой «Дровах», по Прорезной улице и Майдану Независимости вернулся в гостиницу и заснул глубоким и спокойным сном восстанавливавшего свои силы человека.

Снова Киев, а потом Радомышль и поляна Молний

Идти на переговоры с киевскими властями на следующий день после всенародного праздника было опрометчиво и даже странно, а Максим, конечно, странным не был. Утром во вторник, 9 марта, он вышел из отеля, не спеша направился по улице Грушевского мимо старинного Городского сада, Самой Верхней Рады, у которой было совсем пусто, Мариинского парка, Арсенала и через 40 минут уже был в Киево-Печерской Лавре, на территории которой в левом углу находилась Национальная историческая библиотека.